Многие не пришли, кто объявил. И наоборот, кто не объявлял, пришел и участвовал — Князь, я забыл фамилию, Оскар помнит. Вид у него такой был, княжеский. В общем, пришли какие-то люди, которые раньше не участвовали никогда и потом не участвовали. Набралось на «бульдозеры» 24 человека, но участвовало гораздо меньше. Мифологии много — почти сто художников объявили, что они участники Бульдозерной выставки. Я видел разные каталоги, целая армия участников. Как ленинское бревно, которое столько рабочих таскали. Я знаю Нагапетяна, он знает меня, но он не был ее участником! Про Целкова даже в каталоге написали — говорит, не он, но там есть его автобиография, где он пишет, что участвовал в Бульдозерной выставке 75-го года — он даже год не помнит. Эта выставка принесла славу участникам. Зачем ему это — непонятно. Нагапетяну, может быть, надо, но зачем Целкову?
Мы разделились на две группы: одна ночевала у математика Тупицына, мужа Маргариты Мастерковой, он жил прямо рядом с пустырем, а другая у Рабина и у меня. Когда мы вышли, Рабин был уверен, что все будет в порядке. Машину могут задержать, и мы решили ехать на метро, с мольбертами и картинами. И договорились, что, если кого-то одного задерживают, остальные не вмешиваются. Когда мы приехали на последнюю станцию и пошли вверх, задержали Рабина. Я не выдержал и бросился ему на помощь. Второй человек, в штатском, схватил меня, я его боднул ногой, он вытянул красную книжечку «Милиция»: «Сесть захотел?» — «Откуда я знаю, что ты милиционер!» И они обвинили нас, что мы украли у кого-то часы. Минут пятнадцать прошло, пришел какой-то чин, сказал, что нашли тех, кто украл часы, и нас можно отпустить. И мы побежали. Сверху ехала машина наших друзей, американский советник посла по культуре Дэвид Ноут с женой Пегги, стали махать руками, но нам было не до них, мы побежали дальше. Там стояли машины с рабочими, с саженцами, они кричали: «Хулиганы! Мы хотим парк здесь посадить, а вы не даете!» Когда мы прибежали, ставить мольберты было некуда, еще и дождик моросил. Тогда Рабин поднял картину над собой, две поставил к ногам и закричал: «Будем показывать так!» Тут пошли бульдозеры. Один наехал на Рабина, он ухватился за верхнюю часть, поджал ноги, и бульдозер шел, пока не прыгнул туда канадский журналист и не остановил его. Потом нам сказали, что им всем дали водки, как перед атакой на фронте. Там был разведен костер и три картины бросили в костер. Рабина, Жарких и Комара и Меламида. Лиды Мастерковой картину сломали — но они к нам все-таки попали, в сломанном виде, есть фотография. Оставшиеся картины бросали в машину, а на нас с Жарких шел бульдозер. «Раздавлю!» — кричал шофер. Тут подбежали Пегги и Дэвид Ноут.
«Саш, поехали, надо спасать арестованных!» Пять человек арестовали: Рухина, Рабина, Надю Эльскую, сына Рабина и фотографа Сычева.
На «бульдозеры» я попал случайно. Рабина я вообще не видел — видел милицию, кагэбэшников и снимал эти ситуации, и какие-то коллизии с картинами прошли после меня. На Бульдозерной выставке я снял три пленки и отдал американским журналистам, АП. И они мне их не вернули. И у меня ничего не осталось, я даже не знаю, что там наснимал. Потом я продолжал снимать и отдал две или три пленки Алисе Тилле, она мне их вернула. Какие-то кадры с Бульдозерной выставки у меня есть. В самодельных альбомах была в основном Измайловская выставка, где меня никто не гонял, там много хороших снимков. И несколько фотографий с Бульдозерной, несколько постбульдозерных — сломанные картины, Эльская, подружка Рабина, с ними. Художников у меня нет. Меня ведь просто забрали. Дело вот в чем. Задержали человек шестнадцать, выписали штраф 20 рублей, и их отпустили сразу. Пятерых судили — это Рухин, Рабин, Эльская, Саша Рабин и я. А посадили двоих, меня и Сашу Рабина. Посадили на 15 суток, а сидели мы пять. Хулиганы выходили на работу, а мы с Сашей объявили голодовку и ничего не ели. И когда приходили убирать камеру, нас выводили в коридор, и я увидел, что в соседней камере сидит Щаранский со своими евреями. Они делали демонстрацию у Верховного Совета. Был большой шум, и нам снизили меру наказания до пяти.
Сычев потом тоже был завербован, мало того, вызвал ГБ, когда я у него ломал дверь в квартире. Они говорили мне, что если я не спасу, не украду ребенка у гэбиста, бывшего мужа Аиды, то они донесут, что Рабин продает картины за валюту. Я сначала согласился — так я ненавидел ГБ. Рабин сказал: «Ты с ума сошел, тебя посадят за похищение».