Идеально другие. Художники о шестидесятых

Выставка стала важным событием времен разрядки. В западной прессе была масса отзывов, карикатуры на Брежнева, давящего бульдозерами картины. Но потом вся эта политизированность сильно мешала художникам, оказавшимся на Западе.

На следующий день после «бульдозеров» я организовал пресс-конференцию для журналистов, пригласили советских, но они не пришли, а иностранцы все пришли. А накануне выставки мы с Рабиным встречались в американском посольстве с автором книги «Русские» Хендриком Смитом, в Беляеве корреспонденту «Нью-Йорк таймс» Кристоферу Рену выбили зуб его же фотоаппаратом, а корреспондента Ассошиэйтед Пресс ногами запихивали в ее же машину. И на пресс-конференции дом был окружен гэбистами. Пришли от Рабина, говорят: «Звонит Виктор Луи». Немухин пошел туда и сказал, что пресс-конференция не состоится «по физическим причинам». Но никто не ушел, все художники остались. Мы написали письмо в Политбюро, с требованием наказать виновных, Рабина судили и присудили к штрафу, а он нагло сказал: «А пи-пи можно пойти сделать?» В общем, его выперли, он прибежал, и у меня такая идея появилась — надо написать письмо не в Политбюро, а правительству и заявить, что через две недели мы снова выйдем на то же место с картинами. Скандал уже прокатился по всему миру, Джордж Мини, председатель американских профсоюзов, выступая в сенате, предложил порвать все торговые отношения с Советским Союзом. «Что же это за страна, в которой картины давят бульдозерами?» А в это время Брежнев добивался благоприятствования в торговле. И вышло очень ко времени. Мы об этом не задумывались, но международная обстановка на нас работала.

Через две недели, 29 сентября, состоялась разрешенная властями выставка в Измайловском лесопарке.

После выставки в Беляеве мне поставили телефон. А у меня в инициативной группе была задача связи между художниками и западными журналистами. Поэтому я бегал к соседям, по автоматам телефонным. Прихожу домой. Жена говорит: «Пришли, поставили телефон». — «Я же не просил!» Хотели слушать! Вдруг стук в дверь — вся дверь у меня была обита грузинской чеканкой, звонка не было. «Кто?» Один из гэбистов называет себя. Я стал обзванивать журналистов, сообщать, что будет через две недели, а они же слушают все. И художников пригласил зампредседателя Моссовета, тоже Сычев. Оскар сказал мне не ходить: «Заберут, ты у нас в резерве». Сычев стал говорить: «Зачем так, вышло столкновение». А к нам присоединился Тяпушкин, Герой Советского Союза, который в качестве зрителя был на «бульдозерах». И нас послали в Управление культуры Москвы. Саша Рабин в это время еще сидел с Надей Эльской, и мы пошли без Оскара. Они сказали: «Мы решили дать вам место в Измайловском парке — если не будет против директор парка». — «А что он, советской власти сопротивляется?» — «Ну, все-таки надо согласовать». И он стал настаивать, чтобы выставка была в субботу. «Мы это решать без всех не можем, должны посоветоваться». — «Какая же вы инициативная группа?» Раз им нужна суббота, а не воскресенье, значит, нам точно нужно воскресенье. Зачем им нужно, не знаю, но точно знаю, что не надо с ними соглашаться. И мы пошли на следующий день с Рабиным и категорически заявили о воскресенье. Нет. Тогда мы полностью прерываем переговоры, Оскар выскочил — он был в напряге, потому что Саша сидел. Закричал: «Фашистская мразь!» Мы уехали домой.