Идеальное отражение

Так что план мой имел шансы на успех, но узловик оказался тоже не лыком шит...

Я врезался в него и почти зацепил за шею. Но брат Рихард устоял и ужом вывернулся из моего захвата. Я на мгновение замешкался и получил сильнейший удар по затылку.

Шлем шлемом, но в черепушке у меня загудело.

– Ах ты, гад... – только и успел вякнуть я, как оказался прижатым к земле и обезоруженным.

Сказалось то, что он был бодр и полон сил, а я – измучен до предела.

– Норовистый паренек, – проронил узловик, и я потерял сознание.

В чувство меня привели совершенно расточительным способом – плеснули в лицо водой. Не капнули, не брызнули, а словно вылили целое ведро, а то и небольшой бочонок.

В Пятизонье, где годная для питья жидкость встречается нечасто и представляет собой большую ценность, ее стараются беречь. Но братья-рыцари могли позволить себе такие траты, или я и вправду представлялся им крайне ценным пленником.

Обычному съездили бы пару раз по физиономии, и все дела.

Я открыл глаза и с отвращением уставился на брата Рихарда и двух его бравых сотоварищей.

– Руки мы тебе связали, оружия лишили, М-фон заглушили, – сообщил мне приор московской локации. – Так что дергаться не пытайся. Твоя участь предрешена, видит Узел, и лучше бы тебе смириться с ней.

Я сел, встряхнул головой, избавляясь от щекотавших кожу капель.

Мы находились там же, на северном склоне кратера, примерно на середине его высоты, неподалеку от выглядевшего целым коттеджа. Помимо облаченного в красивые «доспехи» любителя поговорить, вокруг толпились еще пятеро рыцарей, и не было видно никаких следов Синдбада и Колючего.

Похоже, эти двое куда-то запропастились во время переноса.

Грустно, конечно, что никто не придет мне на помощь, но, с другой стороны, хорошо, что мои спутники не угодили в плен к Ордену. Они, если разобраться, тут совсем ни при чем, и «палачей» интересовали лишь как помеха на пути к овладению «материалом для исследования».

– И не надейся! – заявил я, буравя брата Рихарда мрачным взглядом. – Не смирюсь!

– Ну, не смиряйся, – неожиданно легко согласился он. – В любом случае это ничего не изменит.

– В Цитадель потащите?

Тут на хищной физиономии приора московской локации объявилась улыбка, самодовольная и хитрая, как морда кота, умудрившегося стащить из кладовой копченую рыбину. А в следующий момент брат Рихард шагнул ко мне, присел на корточки и заговорил тихо-тихо, почти интимно:

– Ты думаешь, Командор Хантер что-то знает о тебе? Ни в коем случае. И не узнает. Ты достанешься мне, и только мне, и твоя копия тоже. – Тут я вздрогнул, вспомнив о дубле. – Если надо, я разберу вас на молекулы, но выясню, как функционирует « Мультипликатор».

– Зачем?

– Ты не понимаешь? – Он посмотрел на меня с жалостью. – Если я смогу понять, как он работает, то сумею это использовать и получу возможность изготовить столько покорных моей воле бойцов, сколько нужно. И тогда можно будет воплотить в жизнь любые, самые смелые планы.

Ба, а слухи-то оказывается не врали – приор московской локации и вправду властолюбив, мечтает подняться на ступеньку повыше, сковырнуть главу Ордена и занять его место; или даже круче – основать собственную группировку и попытаться подмять под себя остальные.

А я – всего лишь вовремя подвернувшаяся ступенька в той лестнице, что приведет брата Рихарда наверх.

– Мои люди мне всецело преданы, – сказал он, – так что нет смысла кричать «Измена!» Смирись, покорись моей воле, – голубые глаза зажглись огнем, – и я оставлю тебя в живых.

– Ага, как же, – я покивал. – Свежо предание, а верится с трудом.

– Как хочешь. – Брат Рихард поднялся. – Вставай, нам пора идти.

– И не подумаю, – и я улыбнулся во всю наглую рыжую физиономию.

Я собирался до последнего играть роль гордого пленника – если рыцарям нужно меня куда-то доставить, пусть тащат все мои килограммы на загривках или запрягают чугунка, а сам я не шевельну и пальцем.

Брат Рихард посмотрел на меня с удивлением, перевел взгляд на стоявшего рядом могучего брата и кивнул. Узловик, габаритами напоминавший шкаф с антресолями, снял с пояса некий предмет, похожий на парикмахерскую машинку. Зачем-то взвесил его в руке, задумчиво пожевал губами и наклонился ко мне.

А в следующий момент выяснилось, что я чертовски мало знаю о боли.

Эта хреновина напрягла, как показалось, все до единого нервы в моем теле, даже те, которые вроде бы давно атрофировались. Я ослеп и оглох, потерял возможность связно мыслить. Рассудок, сила воли, прочая сознательная требуха мигом отлетели прочь, и я забился в агонии, заорал во всю глотку.

Когда боль исчезла, я понял, что на самом деле не вымолвил ни звука, сижу неподвижно, и лишь по телу гуляют отголоски судорог, эхо пережитых только что мучений.

– Это устройство называют по-разному, – сказал брат Рихард. – А знать принцип его работы тебе вовсе не обязательно. Главное – привыкнуть к его воздействию невозможно и противостоять – тоже. При этом реальных повреждений оно не оставляет, все твои импланты и внутренние органы в полном порядке.