Идеальный джентльмен (ЛП)

  Леди Валентина Паттендейл оказалась единственной, кто упомянул Изабеллу.

  – Полагаю, я встречалась с вашей сестрой, мисс Кейн, – вот и все, что она успела сказать перед тем, как утащила беднягу Чарли как можно дальше – возможно, спасая его от угрозы быть избитым хозяином дома и бывшим другом.

  Стоуни покачал головой, когда Эллианна бросила на него вопросительный взгляд.

  – Нет, у нее нет никакой другой информации, – прошептал он между представлениями, нечаянно наклонившись ближе к уху Эллианны и к ее длинной, изящной шее, ее фарфоровой щеке, шелковистым локонам огненных волос, кружащим голову духам и белоснежной груди. Если он нагнется еще ниже, то уткнется носом в ее рубиновую подвеску. Гвен кашлянула и Стоуни выпрямился. – Я, гм, ее уже расспрашивал.

  Гости продолжали прибывать. Интимный маленький прием Гвен превратился в обед для двадцати человек. Им пришлось нанять дополнительных слуг, но Стоуни сам чистил фамильное серебро, которое входило в майорат и не могло быть продано. Дом не выглядел так хорошо уже много лет, решил он, во всяком случае, часть его. Целых два крыла были закрыты, но собравшейся компании не обязательно знать об этом. Виконт с удовлетворением огляделся, пока прибывшие ранее гости радостно разговаривали между собой, с бокалами в руках. Чарли не выглядел слишком счастливым, так как леди Валентина стучала по костяшкам его пальцев закрытым веером. Стоуни улыбнулся, и Гвен улыбнулась ему в ответ с другой стороны.

  Гвен тоже никогда не выглядела лучше, подумал он, даже когда была хорошенькой юной новобрачной. В своей стихии, в новом розовом платье, леди Уэллстоун теперь обрела элегантность и более зрелую, непреходящую красоту, которая не могла не пленять.

  Без сомнения, она пленила лорда Стрикленда. Барон скрупулезно привел себя в порядок и блестел, словно серебряный подсвечник без многолетнего налета. Его рубашка была безупречно белой, и, должно быть, он купил себе корсет, чтобы удерживать брюшко, потому что Стрикленд заскрипел, склонившись над рукой Гвен. Барона так очаровала ее приветственная улыбка, его настолько переполняла благодарность за ее любезное приглашение – и он настолько опасался мисс Кейн, которой лишь коротко кивнул и сказал «Добрый вечер, мадам», – что Стрикленд увлек Гвен с собой в поисках предобеденного хереса.

  Таким образом, Стоуни и Эллианна остались вдвоем возле двери в гостиную ожидать следующих гостей.

  Заметить, что Гвен никогда не выглядела лучше – это одно. А замечание, что мисс Кейн никогда не выглядела лучше – это преуменьшение на грани абсурда. Она даже не похожа на мисс Кейн! Боже, как жаль, что у него под рукой нет художника, чтобы написать ее портрет прямо сейчас, при свете свечей, в этом клочке шелка и кружева, который притворяется платьем, с волосами, соперничающими по яркости с рубином. Жаль, что Стоуни не может накинуть на нее пальто, как в морге, чтобы никто из других мужчин не смог бросить даже взгляда на эту экзотическую, завораживающую Эллианну. Дьявол, жаль, что он не может закинуть ее на плечо и унести наверх, в свою спальню – нет, в закрытое крыло, где никто не подумает искать их в течение нескольких дней. Пяти дней должно быть достаточно, чтобы Стоуни снова начал мыслить ясно, не испытывая трепета. Шесть – если ее волосы окажутся такими же длинными и шелковистыми, как он запомнил. Лучше пусть будет семь дней. Ему понадобятся целых двадцать четыре часа, чтобы расплести и расправить все эти маленькие косички, чтобы ее великолепные волосы рассыпались по его подушке, по его груди, по ее груди, играя в прятки с прелестными, вздымающимися грудями Эллианны. Они могут стать его подушкой, его… Они могут принадлежать ему.

  Гвен убьет его.

  А Эллианна сделает кое-что похуже, судя по тому, как трусливо вел себя Стрикленд.

  А он станет презирать себя, вместо того, чтобы просто стыдиться порочных образов, возникающих в голове, и непослушной реакции своего тела. Проклятие, когда это Эллианна – он не мог называть ее мисс Кейн, когда изо всех сил сдерживался, чтобы не поцеловать кожу на внутренней стороне ее плеча, где заканчивалась перчатка и начинался крошечный рукав платья – когда это Эллианна Кейн превратилась из ведьмы в сирену? Ей-Богу, это чертовски несправедливо. И дьявольски неудобно.

  Сейчас Эллианна улыбалась герцогине Уиллистон, которая, как оказалось, знала ее мать. Она знала и его матушку. Ее светлость, в действительности, знала всех и обо всем. Судя по ее прищуренным глазам, это включало и его постыдные мысли. Как можно осуждать его за то, что он хочет ответить на самое ошеломляющее приглашение, которое когда-либо получал? Его тело готово отправить ответ с особой поспешностью. На самом деле, боялся Стоуни, еще быстрее.

  Ее светлость ничего не сказала, но молча предупредила его взглядом. Она потрепала Эллианну по щеке и произнесла:

  – Браво, моя девочка. Браво.