Идеальный реверс

В моём представлении это очень явный намёк. Сказать, что мне хорошо, когда мы вдвоём, настолько близко и собираемся спать рядом – откровеннее некуда. Хоть двигать глазами и больно, но на этот раз я вполне сознательно кошусь влево, в его сторону. Ответит или нет?

Ощущение от сознания Сина вполне спокойное: «А завтра будет ещё лучше. Спи».

Ну, раз такое дело – я ведь могу и продолжить линию интима.

«Спокойной ночи».

У нас в приюте так перед сном говорили некоторые ребята, которые ещё помнили жизнь с родителями. Мне всегда казалось, что эти слова – словно специальный условный знак: семьи, дружбы, любви… Одним словом, близости.

«Эм. Да. И тебе спокойной ночи».

глава 14

И тот день действительно оказался нашей последней возможностью поговорить, хотя и не по тем причинам, о которых я думал.

Утром я пришёл в себя уже снаружи, в окружении серо-коричневых скал. Шевелиться было больно, но терпимо. В первый момент как увидел Сина – улыбается, вообще замечательно, – даже удивился, насколько он, оказывается, чумазый. Но это хорошо. Пусть будет с ног до головы в грязи, кровище и козлиной шерсти, зато живой.

Однако дальше я попытался сесть и понял, что ноги не слушаются. Решил, что позвоночник повреждён – такое бывало уже не раз, – и задумался, как помягче сообщить Сину, что ему придётся оставить меня здесь. Конечно, я могу восстановиться, но на это нужно время, а сейчас у нас его нет.

Вот, говорю, кажется, у меня что-то с ногами…

А он в ответ так спокойно: «Я знаю» и ещё держит меня за плечи, чтоб не двигался. Тут мне стало подозрительно от его поведения – я вообще-то не слабоумный, чтоб со мной так обращаться, – и я влез ему в голову.

От увиденного я ахуел, по-другому не скажешь. Куснул его за руку, чтоб отпустил, и, перекатившись на бок – от боли аж звёзды из глаз, – увидел, что нижнюю часть тела мне заменяет грязная драная куртка с нашивкой «Ч. Григоров». А ног и близко нет. Совсем.

Вот так ночью всё было нормально – они ведь даже болели! – а теперь хренак, при свете дня их нет.

Конечно, я высказал командиру всё, что думаю. И про его зрение – ослеп, что ли, у меня же НОГ НЕТ, СУКА! И про умственные способности – совсем идиот, тратить кровь ВОТ НА ЭТО! Самое смешное, что отсутствие моих ног его и спасло, иначе я бы вскочил и так его отпиздил, что убил бы.

В общем, я безо всякой надежды предложил Сину выпить меня сейчас – и тащить не придётся. В первый раз он мои слова проигнорировал. Обвязал меня ремнями, подёргал крепления – и подвесил на спину как рюкзак. У меня аж дар речи пропал. Нет, ну это просто невозможно! Он, значит, молодец, а я должен висеть будто вещь какая-то и созерцать унылый пейзаж: сплошные каменюки, трещины в земле и задымлённое небо с мутным кружком солнца.

Во второй раз снова сделал вид, что не слышит.

Затем наконец-то соизволил ответить: пригрозил дать в зубы, если не заткнусь. Мол, он так-то раненых не бьёт, но лично для меня сделает исключение. Тут я на него наорал в надежде, что он взбесится достаточно, чтобы положить меня – ага, огрызок меня – на ближайший камушек и съебать. Но какое там, это ж Син. Ему если что вступило в его упёртую башку, так хоть бетонные плиты об неё бей – не поможет.

Точнее, он и правда спустил меня на землю, но не успел я обрадоваться, как он распорол свою руку и ткнул мне в рот. Знает, скотина, что от крови если и хочешь отказаться, не сможешь. А как спорить с человеком, если ты даже оттолкнуть его не способен? Только лежишь и причмокиваешь его вкусной рукой.

Для пущего эффекта Син ещё принялся мне волосы со лба убирать – будто гладит, – а потом говорит серьёзно так: «Я тебя не брошу. Так что заткнись, пожалуйста, а то от твоего пиздежа уже голова болит».

Тут мне стало стыдно, и я в самом деле заткнулся, а потом и вовсе заснул от равномерной качки.

Проснулся на полицейском корабле, который нас подобрал. Тамошние медики накачали меня под завязку, и последующие недели я почти всё время был в отрубе.

***

Окончательно пришёл в себя уже в больнице, которая неподалёку от нашей части. Валялся там долго. Повезло: ноги, действительно, восстановились, хотя в отдельные дни я орал от боли и жалел, что не сдох во время взрыва.

А потом узнал, что капитан взял на место помощника сразу двоих. Одного – я бы ещё понял, ведь не может руководитель два месяца сидеть без сотрудника. Ещё можно было бы поверить, что это временно, до моего возвращения. Но двое? Значит, работу я потерял.

В один из дней, как назло, в палате сломался монитор, и я остался без фильмов, наедине со своими мыслями. То надеялся, что я ошибаюсь и, когда выйду из больницы, всё станет по-прежнему. То боялся, что капитана насторожили мои слова там, в пещере, он начал разбираться и выяснил, что в части ходят слухи о наших с ним якобы отношениях. Неудивительно, что он решил от меня избавиться. Чёрт, зачем только я начал откровенничать? Нёс там какую-то чушь. Сам всё испортил. Особенно стыдно было вспоминать про «Спокойной ночи». Вот же идиот – ляпнуть такое командиру! Хорошо хоть не полез обниматься…