Идеальный реверс

Короче, я так и не решил, отвечать ли на эти послания и как именно, поэтому – не ответил. Хотя некоторые, особо увлекательные, сохранил. Пригодятся, чтобы переключиться с навязчивых выдумок про капитана на вот этих красоток в трусах… И без трусов… Н-да, очень даже ничего…

А вот с командиром, после того как мы оба вернулись из больницы, стало ещё сложнее. Конечно, мне льстит, что Син перешёл на «ты» и даже меня попросил обращаться к нему так же – наедине, без свидетелей. Всё это приятно, да, но я обязан быть здравомыслящим: привязываться к кому-либо опрометчиво, даже опасно, уж я-то знаю. Ничем хорошим это не кончится, как бы мне ни хотелось верить в обратное.

К тому же я начал подозревать, что с самого начала думать о нём по имени было ошибкой. Вовсе это не помогло поставить капитана в один ряд с прочими людьми, а стало началом ещё более интимного отношения к нему, то есть сделало только хуже.

Теперь ещё это «ты»… Ведь для него это ничего не значит, а для меня – каждое его «ты» похоже на разряд электричества, сбегающий по позвоночнику. Или на прикосновение к голой коже – словно под футболкой вдруг оказалась мягкая рука и гладит.

И тут же добавилось очевидно неприятное следствие всей этой интимности – я начал о нём волноваться. Когда нас назначили на очередную операцию, нервничал будто какой-то псих, потому что нервничал Син.

Что-то очень его беспокоило в предстоящем путешествии на ссохшуюся каменистую планетку, а мне так и хотелось успокоить. Начал каждый день таскать ему пирожки из столовки – типа, брал себе и случайно купил на десяток больше, – а один раз не выдержал и сказал, что всё будет нормально. Глупо, конечно, откуда я-то знаю, как оно будет?

***

Меня и не удивило, что он оказался прав. Может, у всех мутантов хорошо развита интуиция? Вот только когда наш заходящий на посадку корабль подбили, я не бросился спасать себя, как положено, а какого-то чёрта начал мысленно искать капитана: то ли предупредить о взрыве, который он, понятно, заметил и без меня, то ли убедиться, что с ним – пока ещё – всё в порядке, то ли попрощаться.

Выжигающие зрение белые вспышки. Рвущаяся в теле боль. Оглушающий грохот.

Беспредельная пустота.

Словно призраки в темноте. Смутно знакомый голос. Тёплая вкусная кровь. Движение.

Первая мысль: или у меня снова сгорели глаза, или меня успели похоронить. Абсолютная темнота, в которой вместе со мной просыпается боль. Голова, грудь, живот, ноги – болит всё.

Однако тут же в сознании раздаётся голос Сина: «Тише, тише. Эрик? Слышишь меня? Всё в порядке. Всё нормально. Есть хочешь?»

Запекшиеся губы не слушаются. Да и вообще всё лицо онемело – возможно, там сплошной синяк.

«Не разговаривай, думай».

«Где мы? Темно».

«В расщелине скалы, так что не шуми, вдруг обвалится. Немного отлежимся, найдём связь, и всё будет чики-оки».

Господи, капитан даже к такой ситуации умудряется прилепить свои тупые присказки… Хотя, как ни странно, этот абсурд и в самом деле успокаивает, помогает отвлечься от паники. Или это просто действие того, что Син рядом? Живой и звучит как обычно – значит, в порядке.

«Еды? Имеется свежая кровь, только что из коровки… то есть из мутанта. Вкуснятина! – тон довольный, и мне ясно представляется его улыбка. – Давай?»

Непроизвольно веду глазами в сторону Сина – виски тут же сжимает болью. Голова словно набита тяжёлыми от крови комками ваты, сосредоточиться невозможно, но через пару секунд я всё-таки мысленно бормочу:

«Ты ранен?»

«Неа. Взрывом оглушило немного, но нормально».

Мысли как тяжеленные булыжники.

«Ты должен меня выпить».

«Иди нахер. Здесь пока ещё я командир. И ты сам знаешь, что я этого не сделаю».

Несмотря на боль и лихорадку, у меня остались силы на злость. Вот ведь тупой вояка!

«Ты не командир, а идиот».

«От идиота слышу. Можешь хоть сдохнуть, но твои требования я выполнять не собираюсь».

«Очень смешно».

Повезло ему, что я ранен, а то как дал бы в глаз – может, это прояснило бы его соображение. Но я даже пошевелиться не могу. Душно. Жарко. И я проваливаюсь в забытьё.

– Эрик! – шёпот в щёку, так близко.

«Мм?..». Тело снова реагирует непроизвольно: зрачки двигаются в его сторону, хотя слабость не позволяет открыть глаза. Хочется только спать и спать, чтобы не чувствовать эту выматывающую боль.

– Нужно поесть, давай.

«Отвали».

К онемевшим губам прижимается тёплая кожа, сочащаяся потрясающе вкусной кровью, – и я не могу удержаться. Презираю собственную слабость, но всё равно пью. Губы плохо слушаются, кровь протекает, ползёт вниз по коже, щекотно забирается в уши. Чёрт, и ведь не пошевелиться…

Боль отступает, голова приятно кружится, словно от алкоголя, а хорошо знакомый запах Сина окутывает уютным покрывалом – и кажется, что всё будет хорошо.

Мы тут торчим неведомо где, у меня болит всё тело, и где искать связь, судя по всему, неясно, но прямо сейчас – всё чики-оки. И не из такого выпутывались. Зато Син в порядке.