Идеальный (СИ)

Рекламщик понимающе ухмыляется и кивает. А Крис, махнув на прощание рукой, почти бежит к выходу, отмахиваясь от вопросов. И только у самой двери его останавливает возмущенный голос редактора раздела, в котором как раз и была эта несчастная статья о гомофобии.

– Мистер Хемсворт! – Льюис буквально шипит, – вы разве не понимаете, что своим решением вы открыто заявляете о дискриминации сексуальных меньшинств?!

– Где это я заявил? – Крис дергает дверь, и шагает к лифту, – я только что повысил бюджет журнала, что скажется и на вашей зарплате. Вы же сами прекрасно знаете, что реклама очень прибыльна. Особенно реклама автомобильных концернов в журнале, ориентированном на мужскую аудиторию.

Лифт, кажется, едет с самого первого этажа, и ждать придется долго.

– Можно ведь было урезать любой другой текст! Или из каждого понемногу! Так ведь и делали всегда! Но стоило появиться статье, раскрывающей проблему многих современных мужчин – вы так легко ее выкидываете!

– Успокойтесь, – Хемсворт зло нажимает кнопку лифта еще раз, будто он от этого приедет быстрей.

– И объясните мне, что может вызвать подобная статья, кроме раздражения читателей, которые покупают этот журнал для отдыха? Хотите, чтобы у нас продажи упали?

И тут, наконец, подъезжает лифт. Крис буквально заскакивает внутрь и с облегчением приваливается к стенке.

Надо же... Льюис. Отец троих детей и вроде бы даже католик. С чего ему так переживать за статью о паршивых педиках? И Крис вздрагивает от собственных мыслей.

Паршивые педики?

А он сам? После того, что произошло в номере...

Как там? «Один раз – не пидорас»?

Хемсворт нервно усмехается этой пошлой шутке.

Действительно, нужна шлюха. Чтобы не думать лишнего.

***

Зал полон. Клубом назвать это определенно нельзя. Скорее, концертный зал. Ряды кресел, партер, балконы и VIP-места по центру.

Крис намеренно выбрал место ближе к сцене. Так, чтобы видеть лицо англичанина. В прошлый раз разглядеть было тяжело, потому что билет был куплен далековато, но теперь Хемсворт имел все шансы понять, что же чувствует Том, перебирая пальцами клапаны. А еще... да, не важно. Просто понаблюдать. Это тоже... часть плана.

Свет гаснет, мелодичный женский голос просит отключить мобильные телефоны и по возможности не ходить по залу во время концерта, желает приятного времяпрепровождения и замолкает.

И вот тут...

Сцену заливает холодное сияние софитов и в этом призрачном свете появляется Том.

Черный костюм, подчеркивающий изящность фигуры, аккуратно зачесанные, но все равно чуть вьющиеся на концах волосы, прозрачные сосредоточенные глаза... И флейта в опущенной руке.

Хиддлстон подходит к микрофону и тихо здоровается с присутствующими. И Крис вдруг понимает, что Тому плохо. Что англичанин едва не падает. Наверное, постороннему взгляду это заметить было сложно, но... Хемсворт будто чувствует это. И черные синяки под глазами, и плотно сжатые губы...

Хиддлстон что-то говорит о названии произведения, о том, почему первую композицию он решил исполнить соло...

Крис пропускает это мимо ушей, запомнив только то, что называться произведение будет «Мелодия из оперы «Орфей и Эвридика».

А Том вдруг замолкает и, чуть помедлив, подносит флейту к губам. И Крис замирает, жадно вглядываясь в сосредоточенное лицо музыканта.

Сегодня он поймет, что произошло в номере отеля.

_________________________________________________________________

Далее события будут развиваться гораздо быстрее. Это последняя глава такого характера.

Глава 5. «Концерт».

Музыка словно везде. Проникает в каждую клетку, проходится волнами по всему телу. И хочется окунуться в мир, создаваемый флейтистом с головой. Отдаться во власть чистого серебряного звука и не думать ни о чем.

Крис закрывает глаза, не в силах сопротивляться. Перед внутренним взглядом яркая темнота, пронизанная почему-то странными светящимися электрическим светом нитями. Они плавно переплетаются, то затухая, то разгораясь вновь. И каждый звук добавляет в светящуюся сеть еще одну линию, изогнутую или ровную.

Внезапно мелодия прерывается. А вместе с ней резко гаснут и светящиеся нити, оставляя Криса в темноте. Хемсворт открывает глаза и вздрагивает: лицо музыканта осунувшееся, абсолютно белое, это видно даже в ярком свете прожекторов.

Том отнимает от губ флейту и коротко кланяется, когда зал взрывается аплодисментами. По виску катится блестящая капля. Прозрачный взгляд будто бы сосредоточен на одной точке.

И Хемсворт вдруг понимает, что англичанин смотрит именно на него. Удивленно, чуть растерянно... А потом резко смаргивает и улыбается в ответ на непрекращающиеся аплодисменты. И больше не смотрит на Криса, словно того и нет в зале.

***

Свет слепит. Впрочем, как и всегда. И если раньше Том просил приглушать прожектора, то теперь... Какая разница? Любое освещение доставляет дискомфорт.

Сцена большая. Даже чересчур. И без оркестра Хиддлстон чувствует себя на ней муравьем. И снова эти взгляды... Изучающие, жадные...

Что они пытаются увидеть?

Плевать.

Он подносит флейту к губам и отпускает себя.