Идеальный (СИ)

По впалым щекам Тома, оставляя влажные дорожки, катятся блестящие в темноте слезы.

Крис, не совсем отдавая себе отчет в том, что делает, встает, медленно подходит к флейтисту и касается большими пальцами его лица, стирая влагу.

И шепчет:

– Этого нет, Том. Ты слышишь? Это только иллюзия. Тьма не тронет тебя.

Слова приходят ниоткуда. Хемсворт просто говорит то, что рождается в голове. Не анализируя, не думая о значении. Он просто знает, что Тому нужно сейчас именно это.

Хиддлстон опускает руки с флейтой и, хватая ртом воздух, пытается отвернуться. Но Крис не дает ему этого сделать. Хватает за хрупкие плечи и дергает на себя.

И вот тут его словно прошибает молния.

Хрупкое тело, холодные глаза... и приоткрытые, влажные от слез тонкие губы.

Хемсворт медленно наклоняется к этим губам и мягко прикасается, пробуя на вкус. Том дергается, в попытке отстраниться, но Крис только притягивает его ближе, усиливает напор. И чувствует вдруг, как губы музыканта раскрываются, как он едва заметно подается вперед...

Осознание обжигает.

Он, Крис Хемсворт, уволивший фотографа только по подозрению в гомосексуальной связи, целует мужчину. Да, не просто целует... А осторожно прижимает к себе, скользя ладонями по худой спине.

Это ведь... мерзко!

И Крис с силой отталкивает флейтиста от себя. Так резко, что тот впечатывается лопатками в стену.

– Я не... гей! – Хемсворт почти выкрикивает это.

Так, будто это Том набросился на него с поцелуем.

И запоздало понимая, что виноват-то как раз он сам, Крис отступает на шаг, пугаясь происходящего.

Хиддлстон сейчас легко может вызвать полицию. То, как Крис толкнул его наверняка записали камеры.

Но музыкант только молча смотрит немигающим прозрачным взглядом, будто пытаясь понять, что произошло.

– Мне лучше уйти, – Хемсворт делает еще шаг назад, – извините.

– Ничего... – голос у Тома совсем пустой, – вы не виноваты.

– До свидания, – Крис скомкано кивает и почти бежит к выходу.

Просто уйти и забыть. И отвратительный инцидент, и пустой взгляд Тома, и губы... Холодные, влажные от слез...

Черт!

Крис выскакивает в коридор и со всей силы захлопывает за собой дверь.

***

Едва дверь захлопывается, Том прижимает ладони к пылающему лицу, пытаясь успокоиться.

Что ему сейчас поможет так это виски из минибара. Плевать, что завтра встреча с продюсером. Ее можно перенести и на вечер.

Хиддлстон давит на кнопку и выдергивает из шкафчика бутылку. Прислоняет холодное стекло ко лбу и выдыхает сквозь зубы.

Сколько раз зарекался не заводить знакомств, любое из которых, при его... проблеме, всегда заканчивалось плачевно. И вот... в очередной раз на те же грабли. Типичный случай.

Ведь он знал... Знал, что все вот так вот и кончится.

Давно пора понять, что надеяться на изменения глупо.

Том тяжело опускается прямо на пол и делает большой глоток темной жидкости. Отвратительный вкус заставляет поморщиться – Хиддлстон никогда не любил крепкий алкоголь. Но после всего...

Думал, если давно ни с кем не общался, то сейчас сможешь?

И Том глухо смеется своим мыслям.

Идиот... Пригласить на кофе в десять вечера – верх глупости. И куда... в номер отеля, мать его!

О чем он только думал?

Думал... Как раз думал. О своем одиночестве. О музыке, которую так хотелось показать кому-то, кто увидит в ней больше, чем ноты...

И как голодная дворовая собака бросился к первому, кто обратил внимание.

Одиночество при всеобщем признании. Смешно...

То, чего он достоин?

Но за что?

Виски проходится по пищеводу обжигающей волной. И вкус уже не чувствуется. Только жар. Как тот, когда сильные руки сжали плечи, а настойчивые губы заставили забыть о том, что...

Не гей?

Хиддлстон нервно усмехается, вспоминая выражение отвращения в голубых глазах Криса. Как, кстати, его фамилия? Неважно...

Важна реакция.

То, как этот светловолосый мужчина отреагировал на музыку. Ведь... реакция определенно была! Ему понравилось?

Том смаргивает и снова прикладывается к бутылке.

Может, Крис почувствовал то же, что и он сам?

Этого нет, Том.

Так он сказал?

Тьма не тронет тебя.

Вот как? Значит... понял?

И Том со стыдом вспоминает свои слезы.

В любом случае, с Крисом он больше не увидится. Какое ему дело до пусть и известного музыканта? Все они... только лицемеры. Он одинок даже тогда, когда на сцене. Тысяча глаз – и ни в одних нет любви или хотя бы понимания. Жадность, восторг, равнодушие, удовольствие... И каждая из этих эмоций направлена на Томаса Уильяма Хиддлстона, знаменитого лондонского музыканта. И ни одна – на Тома.

Да, они интересуются личной жизнью. Жадно ловят любую подробность, любой слух, намек... Но лишь для того, чтобы состряпать очередную статью и посудачить о «звезде».

Пустота...

Вся жизнь пропитана ей.

А еще грязь.

Мрак, который не отпустит. Он пустил корни в самом сердце. Впитался так глубоко, что стал одним целым с душой. Пронзил своими черными жилами...

– Хотел бы я забыть, – тоскливо шепчет Том, пытаясь разглядеть свое отражение в стекле бутылки, – понимаешь? Все...

Ну, да... Конечно. Такого подарка ему не сделают, даже если он продаст свою душу. Хотя кому она нужна... Такая.