Идеи и "время Ляпунова"

Естественно, выше были приведены далеко не все примеры доктрин и теорий, придающих решающее значение экстазу как средству приобретения знания, данная тема рассмотрена здесь лишь обзорно. Посвященная исключительно вопросу экстаза монография была бы, несомненно, крайне объемной, и говорить в ней следовало бы не только о каких-то развитых религиозных доктринах и учениях, но также и о таких довольно примитивных техниках достижения знания посредством экстаза, которые принадлежат шаманам различных народов планеты, греческим ятромантам, восточным дервишам и т. д. Наиболее же распространена концепция экстатического религиозного состояния, что довольно очевидно, в восточных религиях и учениях. Что касается причины, побуждающей мистиков и т. д. культивировать экстаз, отрицая опыт, то, скорее всего, с точки зрения всех этих учений и их интерпретаций гораздо надежнее "получить" знание, Истину, Гнозис, "свыше" в уже завершенном виде, нежели выстраивать его самому, имея опасность в процессе пути где-либо сбиться или ошибиться. Кроме того, если уж Истина сама по себе "божественна", то простому смертному человеку уже заранее не дано найти ее самому, тем более, обитая на земле. В задачи статьи не входит критика подобной фатальной установки, здесь стоит лишь отметить, что лучший вариант для гностика - это все-таки гармоничное согласование опыта со случаями мистического озарения - одно не отрицает другое, но дополняет.

X. Сущность "вдохновения".

Тема идей и экстаза непосредственно связана с вопросом "творческого вдохновения". Определенно, высказывание типа "Муза посетила" (или "вдохновение посетило") синонимично высказыванию "в голову пришла идея". Этим, в принципе, и исчерпывается весь процесс вдохновения. Владимир Соловьев прямо утверждал о "прямой связи художества с метафизическим миром  и д е а л ь н ы х   с у щ е с т в" ("Чтения о богочеловечестве", "Чтение пятое"), даже более этого, само творчество он видел как неоспоримое свидетельство идеального мира: "Действительность  и д е й   и   у м с т в е н н о г о  созерцания несомненно доказывается фактом художественного творчества". В другой своей работе, "Кризис западной философии (Против позитивистов)", Соловьев указывает и на связь творчества с экстатическим состоянием: "Обращаясь ... к художественному творчеству, мы находим, что хотя субъект его, несомненно, есть лицо художника, но, с другой стороны, для истинного творчества необходимо, чтобы художник не оставался при своем ясном и раздельном сознании, а выходил бы из него в  э к с т а т и ч е с к о м   в д о х н о в е н и и, так что, чем менее личной рефлексии в произведении, тем выше его художественное достоинство".

Для Йетса понятия "вдохновение" и "экстаз" также синонимичны - в качестве вывода к своему суждению о "внезапном озарении" (приведенному выше), он говорит следующее: "Мы - поэты и художники, которым запрещено преступать грань осязаемого, - должны, по-моему, жить как смиренные скоты, переходя от желания к апатии, и снова к желанию, п о к а   о з а р е н и е   н е   н а г р я н е т   к нам  п о д о б н о   с т р а ш н о й   м о л н и и" ("Per Amica Silentia Lunae") - и здесь все та же "Божественная молния", внезапная и страшная (следует также напомнить и об упомянутой ранее "вспышке магния" Йетса). Даже такие привычные метафоры, как "осенила идея", "озарило вдохновение" и им подобные, несут в себе "элемент молнии": своей вспышкой молния и озаряет, и осеняет. И, в крайнем случае, п о р а ж а е т ("его поразила идея").