Понятно, что, если художник улавливает какую-то идею и в дальнейшем всего лишь реализовывает ее своим "орудием труда", дает ей дорогу в осязаемую жизнь, то он вовсе необязательно понимает, что же в действительности творит. О том, что поэты сами могут абсолютно не понимать того, о чем говорят и пишут, говорил еще Платон, поэзия - "б о ж е с т в е н н а я о д е р ж и м о с т ь" или "п о э т и ч е с к о е б е з у м и е" (кстати, греческое слово "мания" ("mania") одновременно означает и "вдохновение", и "безумие") - у него прямо противопоставляется рациональности, умению логически объяснить происходящее. В "Апологии Сократа" Платон приводит и аналогичное мнение Сократа:
Таким образом, художники, поэты и т. д. в большинстве случаев выполняют функции обыкновенных медиумов, являющихся лишь безвольными посредниками ("медиум" происходит от латинского "medius" - "средний") между миром людей и миром духов. И нет ничего удивительного в том, что некоторые спириты считали настоящими творцами художественных произведений именно духов умерших, которые, якобы, и вдохновляют всех художников, творцов (см. также вышеприведенное утверждение Йетса о тождественности призраков - т. е. душ умерших - и мысленных образов - т. е. идей).
Но если "призрак" - все та же идея, то идеей таким же образом может оказаться и "демон", который, как известно, способен в с е л я т ь с я в людей. И действительно, другой термин, который прекрасно описывает неосознаваемый процесс творчества - "одержимость": "работать как одержимый", "быть одержимым идеей" и т. д. Конечно, с одной стороны, "творческая одержимость" была так определена лишь метафорически, по аналогии с древним как мир явлением одержимости "демонами", "бесами" и т. д. (описание случаев одержимости встречаются еще в древнеегипетских легендах). С другой стороны, если все-таки признать "демонов" идеями, то между "творческой одержимостью" и "одержимостью бесами" нет никакой принципиальной разницы.