Комиссия генерал-майора Гомзина вывела следующее четкое заключение. Все земли в пределах генерал-губернаторства принадлежат казне и не могут стать предметом сделки без разрешения на то русского правительства. При этом участки земли милк-и хурр, равно как и участки, приобретенные русскими колонистами до введения нового законодательства, должны считаться частной собственностью[536]
. Можно усмотреть параллель между решениями комиссии генерал-майора Гомзина, представлявшей интересы Российской империи, и стратегией Бухарского эмирата при эмире Хайдаре; однако это будет заблуждением. И комиссия, и эмират действительно определяли формы землевладения через налоговый статус земель, деля участки на подлежащие и не подлежащие налогообложению. Однако комиссия генерал-майора Гомзина также добивалась легитимизации своего исследования местных форм землевладения в соответствии с традициями Российской империи:…государственное право собственности на земли, положенное в основу мусульманского законодательства, проникавшее, в его целом, и наше в допетровской Руси, существующее наконец и до сих пор в Своде законов по отношению огромного большинства земель российского государства, никогда не вредило преуспеянию и обогащению народному, возделке и улучшению земли; но оставляя за правительством средство направлять колонизацию или оберегать инородческое, а часто и свое русское население от жалкой судьбы обеднения и обезземеления <…> служило благодетельным двигателем мерного, прочного и единообразного развития народного. Напротив того, поспешное предоставление вотчинного права населению, привыкшему к обладанию лишь правом пользования, влекло за собой весьма часто жалкие последствия для самого населения, обращая одну и малую часть в вотчинников-эксплуататоров, другую же им большую – в нищую, обездоленную, приниженную и обезземеленную толпу[537]
.Именно здесь мы находим первое доказательство того, что комиссия пыталась взять на вооружение идею преемственности, связав новые законы как с прежними среднеазиатскими налоговыми практиками, так и с традициями российского имперского законодательства. Данная тенденция прослеживается еще отчетливее в дальнейших описаниях местных традиций землевладения и землепользования, каковыми они представлялись членам комиссии. С одной стороны, комиссия признает близость понятия «милк-и хурр» к русской концепции собственности[538]
. С другой стороны, в докладе утверждается, что понятие права собственности глубоко чуждо шариату; разумеется, это суждение ошибочно[539].Идея, что в Средней Азии существовала единственная форма частной собственности и что образование частной собственности зависело от желания правителя обменять участок казенной земли на налоговую ставку, породила несколько очевидных предположений. Первым из них было представление о том, что среднеазиатский правитель – это непременно восточный деспот, хозяин земли, распоряжающийся ею по собственному произволу. Второе предположение заключалось в том, что вся земля, облагаемая налогами, считается казенной. Многие российские чиновники полагали, что те земли в Бухарском ханстве, которые назывались «мамлака» и «мамлук» («милк-и хараджи»), были частью ханского удела. Насколько бы привлекательна ни была эта точка зрения, она тем не менее ошибочна. Действительно, государство обладало определенными правами на частные имения, так как получало долю ренты, пропорциональную некоторой доле земли. Однако, как ясно указано в трактате «Рисала-йи Хабибиййа», правовая категория «мамлака» сохраняет отличие от категорий «мамлук» и «милк».