Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане

Статья 255. За оседлым сельским населением утверждаются земли, состоящие в постоянном, потомственном его владении, пользовании и распоряжении (земли амляковые), на установленных местным обычаем основаниях…

Статья 269. Усадебные участки, отведенные городским жителям в черте городов, признаются собственностию этих лиц.

По мнению Екатерины Правиловой, Положение 1886 года представляло собой компромисс между двумя противоположными взглядами. Согласно первому из них, вся среднеазиатская земля должна быть государственной собственностью; со второй же точки зрения, напротив, право частной собственности на землю принадлежит оседлому деревенскому населению[545]. Формулировка статьи 255 занимает срединную позицию между этими двумя полюсами. Петербургские и ташкентские институты управления вели обширную дискуссию о планах колонизации Туркестана. С точки зрения таких экспертов, как Гирс, колонизация Средней Азии являла собой не что иное, как процесс интеграции региона в Российскую империю; соответственно, утверждение за мусульманами права собственности на землю представлялось благоприятным условием для русских колонистов, которые недавно приобрели в собственность участки земли в Средней Азии[546]. Другие эксперты – например, Гомзин, фон Кауфман и Игнатьев, – напротив, воспринимали Туркестан как достояние Российской империи и считали, что земли региона должны находиться в собственности государства[547]. Однако дело обстоит не так просто. Е. Правилова указывает, что в формулировке статьи 255 «права „оседлого сельского населения“ на амляковые земли описываются как права „владения, пользования и распоряжения“, что, несомненно, соответствует определению „собственности“ по Гражданскому кодексу Российской империи»[548]. Соответственно, Правилова заявляет, что смысл статьи 255 (и ее эквивалента в пересмотренном Положении 1901 года) состоит в том, чтобы утвердить право собственности за среднеазиатскими крестьянами. Данное толкование проблематично по нескольким причинам, которые мы рассмотрим ниже.

Разбиение статьи на составляющие, возможно, и представляется полезным для научных целей, однако это может повлечь за собой вопиющие ошибки интерпретации. Когда было опубликовано Положение 1886 года, современники толковали статью 255 по-разному. При составлении Положения русские чиновники пользовались лексиконом отношений собственности, который значительно отклонялся от краткого определения права собственности, сформулированного в Своде законов гражданских (гражданском кодексе Российской империи). Как мы видели выше, термин «амляк» преимущественно переводился как «государственная земля». Поэтому было бы нелогично предполагать, что российские законодатели тем же самым термином обозначали частную собственность. В 1891 году в газете «Туркестанские ведомости» была опубликована статья, автор которой сокрушался, что в статье 255 нет ни намека на право собственности, и предлагал властям воспринимать территорию Туркестана как «ничейную вещь»[549]. Это указывает на то, что в то время статью 255 толковали иным образом, чем в наше время это делает Правилова. Кроме того, как очевидно из докладов 1869 года комиссии генерал-майора Гомзина, чиновники, изучавшие местные формы землевладения и землепользования, строго различали права собственности, владения и пользования. Данное различение мы также видим в предложении комиссии графа Игнатьева о «поземельном устройстве» (1884), на базе которого было разработано Положение 1886 года[550].

Правилова совершенно верно предполагает, что некоторые современники Положения могли считать право «владения, пользования и распоряжения» определяющим признаком права собственности в соответствии со Сводом законов гражданских Российской империи[551]. Однако, как в 1907 году заметил один русский комментатор[552], Положение 1886 года включает и другие статьи, которые ограничивали права, прописанные в статье 255, и затрудняли толкование этой статьи. Например, в статье 259 права жителей Средней Азии на землю сводились к «пользованию», а статья 260 гласила, что коренные жители обладают правами собственности лишь на постройки и насаждения на земле. Возникает вопрос, почему в статье 269 права городских жителей на земельные участки сформулированы с упоминанием категории «собственности», если согласно статье 255 того же положения за сельскими обществами де-юре закреплялись права «владения, пользования и распоряжения» землей. Впоследствии законодательные органы предпринимали попытки сохранить различия между указанными категориями землепользования и выделить их характерные признаки.