Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане

За известными историями успеха учреждений, спонсируемых вакфами, нередко стоят бессчетные нерассказанные истории о человеческой досаде, семейных раздорах и мстительности. Основание вакфа представляет собой не только благочестивое деяние или акт благотворительности. Это также акт отчуждения некоторой доли имущества у членов семьи основателя, в результате которого отчужденные ресурсы переходят во владение вакфа и его управляющего. Мы находим несколько судебных записей, связанных с ситуациями, в которых смертельно больные люди жертвовали более трети своего состояния на благотворительность, таким образом нарушая исламский закон о наследстве. Согласно этому закону, «если вакф учреждается основателем по завещанию или во время смертельной болезни (мараз ал-мавт), то основатель не может пожертвовать в вакф более трети своего состояния без согласия своих наследников»[631]. Очевидно, учредители вакфов, о которых упоминается в судебных документах, такими решениями вызвали возмущение у своих прямых наследников[632]. В XIX веке в Бухаре была выпущена фетва по делу некоего Муллы Мир-Саййида, который, находясь при смерти, вложил все свои земли в вакф и дал вольную своему рабу. Наследники завещателя заявили, что передаваемое в вакф имущество объемом превосходило одну треть от общего состояния (зийада аз сулс-и мал-и матрука-и вай). Специалисты по вопросам права постановили: ввиду того что вакфом по закону можно сделать не более одной трети имущества, земельное пожертвование и вольную следует считать недействительными (гайр-и нафиз башад)[633].

Возникает вопрос, не свидетельствуют ли подобные дела о том, что вместо благих побуждений завещателями руководило стремление манипулировать родственниками. Хотя создание вакфа предполагало благотворительное пожертвование на последующее содержание мусульманского учреждения и считалось благочестивым поступком, вследствие этого акта заинтересованные лица могли потерять доступ к накоплениям и лишиться возможности принимать участие в делах, затрагивающих их законные интересы. В попытках защитить свою долю наследства некоторые лица могли превратить в вакф часть общего родового имения (муша’). Часто учредители таких вакфов сталкивались с давлением со стороны родственников, которые требовали упразднения (руджу‘) благотворительного фонда[634].

На протяжении главы мы будем рассматривать архивные материалы преимущественно юридического характера. Из них очевидно, что в истории Средней Азии Нового времени (с конца XVIII до начала XX века) было слышно немало голосов, выражающих неодобрение вакфам. Хотя эти голоса часто перекрывались другими, восхвалявшими ханжеские взгляды основателей, они не менее важны для понимания, каким было представление о вакфах в среднеазиатском мусульманском обществе. Я предполагаю, что российская колонизация Средней Азии ознаменовала начало эпохи использования коренными жителями правовых ресурсов с целью аннулирования вакфов. В следующем разделе мы рассмотрим жалобы эпохи раннего Нового времени (XVI–XVIII века) об отчуждении имущества в связи с учреждением вакфов. После этого я приведу несколько судебных документов об успешных и провальных попытках колониальных подданных упразднить тот или иной вакф.

Читатели, знакомые с тонкостями вакфного права, вероятно, посчитают мой акцент на отчуждении имущества тривиальным. На заре истории исламского права мусульманские правоведы, специализировавшиеся на вопросах вакфов, вели дискуссию о том, что основатели вакфов самим актом основания могли лишить определенных лиц права собственности на имущество, ставшее вакфным. Данная дискуссия продолжалась с VII по IX век. В ней участвовали мусульманские ученые, классифицировавшие (и старавшиеся легитимировать) вакфы в контексте исламского закона о наследстве (‘илм ал-фара’из)[635]. Однако тот факт, что ранние правоведы интересовались вопросом отчуждения имущества, не касается данного исследования. В настоящей работе я не предлагаю анализировать категорию отчуждения имущества в исламской юридической литературе о вакфах. Прочтение судебных документов XIX века сквозь призму трактатов IX века имеет мало смысла, поскольку материал настоящего исследования не содержит отсылок ни к самим трактатам, ни к приведенным в них юридическим аргументам.