Читаем Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане полностью

Колонизаторы не только проводили различия между обычным правом и шариатом на основе процессуальных особенностей. Они также считали, что своды норм и законов некоторым образом отражают коллективный характер людей, населяющих регион. Поэтому российские власти считали, что казахи, будучи кочевниками, придерживаются отличной от шариата правовой системы, так как по природе своей они несовместимы с исламским правопорядком. Русские полагали, что шариатский суд у казахов «существовать не может»[314]. Утверждалось, что право у кочевников «опирается на обычай, неопасный для народа и правительства, а правовая система казиев опирается на законы Магомета, потворствует фанатизму и помещает народ в замкнутое пространство, не позволяющее интеллектуального роста»[315]. Следовательно, в гоббсовском мире русских законодателей и чиновников членам оседлых сообществ предписывалось обращаться в народные суды под председательством казиев, которые судили по шариату, в то время как от кочевников ожидалось, что за разрешением конфликтов они будут обращаться к народному судье – бию (чагат. бий), который, как утверждалось, судил по обычному праву.

Поскольку термин «бий» будет многократно встречаться на протяжении данного исследования, следует прояснить его историческое значение и проследить его эволюцию после российского завоевания Средней Азии. Многочисленные русские современники описываемых событий утверждали, что должность бия традиционно была добровольной, а полномочия биев по разрешению споров зависели от согласия на то обеих тяжущихся сторон[316]. Однако вне Туркестанского генерал-губернаторства бии имели правовые полномочия, эквивалентные полномочиям вождей племен; этой властью их наделял местный правитель[317].

Чтобы начать понимать, каким образом шариат и адат были включены в государственный режим правового плюрализма, давайте представим обычный день в одном из городов колониальной Средней Азии. Человек по имени Бура-бай приходит к исламскому судье и требует возмещения ущерба в судебном порядке: по его словам, некий Мулла-бай украл у него коня. Казий выносит решение в пользу истца[318]. Бура-бай выходит из помещения суда; мимо него проходит человек по имени Тура-бай, который направляется в суд обычного права. Сын Тура-бая был убит членами клана (уруг) несколько дней назад. Вначале предполагалось, что убийство будет наказано возмездием, однако влиятельные люди, выступив в качестве посредников между сторонами, убедили Тура-бая отказаться от иска в обмен на денежную компенсацию[319]. Пока оформляют свидетельство о полюбовном соглашении, некий Саид Газыхан приходит в кабинет русского нотариуса Георгия Ламздорфа. Газыхан намеревается обойти исламский закон о наследстве. Пользуясь русским законом о личном статусе, он хочет гарантировать своим дочерям равную с сыновьями долю наследства; по шариату они бы получили меньшую часть имущества. Ламздорф заверяет завещание Газыхана, которое гласит, что в случае смерти наследство будет поровну распределено между всеми наследниками[320]. Нотариус работает у себя в кабинете допоздна; когда он наконец откладывает дела и покидает здание, на улице уже темно. По пути он слышит сердитые крики из соседнего двора, где Хальмухаммад с несколькими сообщниками только что вломился в дом своей бывшей жены Тулаган-Ай, и ссора по поводу супружеских обязательств вот-вот перерастет в драку. На следующее утро Тулаган-Ай в сопровождении сына придет в русский мировой суд и выдвинет против бывшего мужа обвинение в нападении и побоях[321].

Эта история – коллаж из судебных записей по нескольким делам, возбужденным в различное время в разных городах русского Туркестана. Соединив их в один сюжет, я попытался показать, что подобные случаи происходили во множестве городов региона: на это явно указывают документы российской военно-гражданской администрации. Эту компиляцию нескольких источников можно с некоторыми допущениями рассматривать как слепок обыкновенного дня городской судебной жизни Средней Азии в период российского правления. Народный судья шариатского суда выносит решение по делу мусульманского городского вельможи; дело казахов-кочевников в соседнем зале решается согласно обычному праву; другие действующие лица из коренного населения добиваются рассмотрения дел в соответствии с русским гражданским и уголовным правом.

Ничто из вышеприведенных примеров существенно не выбивается из представления законодателей Российской империи о судебной системе в регионе. В сводах законов, действующих на территории Средней Азии, указывалось, что коренные жители городов и кочевники должны руководствоваться своими «обычаями» – исламским законом или обычным правом соответственно – а кроме того, имеют возможность при желании обращаться в русские имперские суды или напрямую в администрацию колонии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги