Идея социализма : попытка актуализации

В сочинениях ранних социалистов, а также и у Прудона, подобные дифференциации в понимании «социальной свободы», как я хотел бы именовать их отныне, еще не получают адекватного выражения. Правда, здесь уже есть ясное сознание того, что еще не завершенный проект буржуазной революции может быть непротиворечивым образом продолжен только в случае, если удастся преодолеть индивидуализм свободы, получающий свое выражение прежде всего в капиталистическом рыночном хозяйстве, чтобы сделать эту свободу совместимой с выдвигаемым одновременно требованием братства, однако здесь еще отсутствуют какие бы то ни было концептуальные средства, которые могли бы конкретизировать, что означает непосредственная привязка обретения индивидуальной свободы к предпосылке солидарного общежития. Так, описанный категориальный шаг совершает в первом приближении только молодой Карл Маркс, когда он примерно одновременно с Прудоном ставит перед собой задачу прояснить со своей стороны теоретические основания социалистического движения³². Для находящегося в парижском изгнании теоретика, наилучшим образом знакомого с попытками обоснования, представленными его французскими соратниками, ввиду его немецкого происхождения не представляет сколько-нибудь серьезных затруднений разъяснение целей поначалу еще общего у него с этими соратниками проекта в нормативном горизонте революции, которую он мыслит как незавершенную; поэтому он может в значительной мере обойтись без таких понятий, как «братство», «свобода» или «солидарность», и вместо того взять за основу современные ему попытки продуктивного развития гегелевского наследия в его родной стране; эта опора на категории натуралистически перетолкованного Фейербахом идеализма даст ему преимущество большей категориальной строгости, однако и недостаток меньшей прозрачности направления главного удара в политико-моральном отношении. Тем не менее и в ранних работах Маркса еще отчетливо заметно намерение изобличить понятие свободы, используемое в политической экономии и реализуемое на капиталистическом рынке, в индивидуализме, который несовместим с притязаниями на «истинную» общность всех членов общества; постольку также и то, что этот молодой эмигрант доверяет бумаге в 1840-е годы, можно понимать как следующий шаг на пути имманентного раскрытия идеи социализма из взаимно противоречивых целеполаганий либерального общественного строя.

В одном из своих важнейших текстов 1840-х годов, которому в последнее время было уделено немало внимания, Маркс разъясняет в форме комментариев к книге Джеймса Милля о политической экономии, что он считает ложным в современном общественном устройстве и как он представляет себе вместо того здоровое человеческое общежитие³³. Здесь с еще большей отчетливостью, чем в знаменитых «Парижских рукописях», обнаруживается вся его зависимость от Гегеля, отражающаяся в том, что две контрастно противоположные социальные модели он характеризует при помощи двух различных способов взаимного признания. В условиях капиталистического общества его члены, согласно Марксу, относятся друг к другу лишь крайне опосредованно, обмениваясь своими продуктами при помощи денег на анонимизированном рынке, насколько при подобных обстоятельствах другие участники рынка вообще попадают в сферу внимания отдельного субъекта, они делают это исключительно в абстрактных качествах своей пригодности для сделок и ориентации своих интересов, но отнюдь не в своей конкретной потребностности и индивидуальности — в подобном обществе каждый его член, говорит Маркс, иронически намекая на Адама Смита, есть для другого в каждом случае только лишь «коммерсант»³⁴. Поэтому признание, которое члены общества должны оказывать друг другу, чтобы они вообще могли образовать интегрированное общество, принимает здесь вид взаимного подтверждения права каждого «надувать» другого; в «общественном отношении» люди не дополняют друг друга своими индивидуально совершаемыми действиями, а совершают эти действия, как резко сказано в тексте, только «в видах грабежа»³⁵.

В этой первой части своих размышлений Маркс предпринимает не что иное, как воспроизведение в гегелевских категориях тех аргументов, при помощи которых уже его социалистические предшественники анализировали утрату возможности «братских» или «солидарных» социальных отношений в условиях рыночного хозяйства. Поскольку участники рынка встречают друг друга только как заинтересованные в своей частной выгоде субъекты, они не способны проявлять друг к другу то участие и взаимно оказывать друг другу ту поддержку, которые требуются, чтобы можно было говорить о социальных отношениях братства или солидарности. Как будто для того, чтобы еще резче акцентировать это препятствие для солидарных отношений, Маркс, используя одну идею из «Феноменологии духа», говорит в своем тексте о том, что «наше взаимное признание» имеет здесь, собственно говоря, форму «борьбы», в которой побеждает тот, кто обладает «большей энергией, силой, проницательностью или ловкостью»³⁶.