Судьба детских идентификаций, в свою очередь, зависит от удовлетворительности взаимодействия с надежной и значимой иерархией ролей, исполняемых представителями нескольких поколений, живущих вместе как семья.
Формирование идентичности начинается там, где заканчивается множественная идентификация. Идентичность возникает в результате избирательного отрицания и взаимной ассимиляции идентификаций детства и их поглощения новой конфигурацией, которая, в свою очередь, зависит от процесса, посредством которого общество (часто через подобщества) идентифицирует молодую личность, признавая ее тем, кто должен был стать таким, какой он есть, и кто, будучи тем, кем является, принимается как должное. Общество, не без некоторого первоначального недоверия, признает индивида (в более или менее институционализированной форме) и демонстрирует удивление и удовольствие, знакомясь с вновь рожденной личностью. В то же время общество чувствует себя «признанным» личностью, которой важно получить его признание; равным образом общество может почувствовать себя оскорбленным, будучи отвергнутым личностью, которая не проявляет в нем заинтересованности, и отомстить ей.
3Несмотря на ярко выраженный кризис идентичности, наступающий в конце подросткового периода, формирование идентичности не начинается и не заканчивается вместе с этой стадией: напротив, развитие эго не прекращается на протяжении всей жизни, большей частью помимо сознания индивида и его общества. Корни этого процесса – в самом начале самораспознавания; в самых первых улыбках младенца, посылаемых матери, есть что-то подобное самореализации в сочетании со взаимным признанием.
На протяжении всего детства происходят временные кристаллизации, которые заставляют личность ощущать и верить (начиная с наиболее осознаваемых аспектов), что она приблизительно знает, кем является, – чтобы вскоре обнаружить, что такая самоуверенность вновь и вновь рушится с каждым скачком в психосоциальном развитии (Benedict, 1938). Примером такого скачка служит разрыв между требованиями, предъявляемыми окружением маленькому мальчику, и требованиями к «большому мальчику», который удивлен тем, почему его сначала уверили, что он такой замечательный, а теперь заставляют сменить этот не требующий от него усилий статус на особые обязанности кого-то, кто «уже большой». Эти разрывы могут привести к кризису и потребовать решительного и стратегического изменения паттерна деятельности, а одновременно с этим – компромисса, который можно было бы компенсировать путем последовательного приращения ощущения социальной значимости. Милый, хороший или плохой мальчик, который стал усердным, вежливым или задиристым большим мальчиком, должен иметь возможность – или должен получить ее – соединить оба этих набора ценностей в одной признанной личности, которая разрешит ему в работе и игре, в официальной обстановке и интимном кругу вести себя не только как «большой мальчик», но и как малыш.
Сообщество поддерживает такое развитие в той степени, в какой позволяет ребенку на каждом этапе сориентироваться в отношении плана жизни с его иерархией ролей, представленных персонажами разного возраста. В семье, среди соседей, в школе происходят контакты и эксперименты с идентификацией себя с детьми более младшего и старшего возраста, с молодыми и старыми взрослыми людьми. Таким образом, через череду многочисленных последовательных и пробных идентификаций ребенок еще на раннем этапе начинает строить предположения, каково это – быть старше или быть младше, – ожидания, которые сами по себе станут частью его идентичности по мере того, как шаг за шагом будут проверены опытным путем на психосоциальную «пригодность».
4