В конце войны генералы Маршалл и Эйзенхауэр одобрили план работ по созданию официальной истории американской армии. В начале 1946 года Эйзенхауэр сказал, что необходимо объективно проанализировать уроки войны и извлечь из нее должные выводы. Он считал, что эти уроки должны быть как можно скорее зафиксированы на бумаге; если, говорил он, армия перепоручит эту работу «стаду престарелых полковников», они закончат ее через четверть века, и она утратит значительную долю актуальности как для всей Америки, так и для армии, Мне было предложено описать то, что Маршалл называл своим «командным пунктом в Вашингтоне» — Оперативное управление штаба Армии. К этой работе было решено привлечь историков, не связанных с военной службой, и дать им полный доступ к секретным материалам ОКНШ и Оперативного управления. Стеллажи в комнатах были буквально забиты материалами с грифом «секретно» и «особо секретно», материалами, на которых были зафиксированы стратегические решения и приказы нашего военного командования и штабов. За пределами Пентагона никто этих документов не видел. Для любого историка это был чистый клад. Я был назначен ответственным за составление истории Оперативного управления. Это произошло в начале 1946 года, и проработал я над этой темой до лета 1949-го. Сперва мне казалось, что понадобится лишь год или два, но объем ценнейшего материала был столь велик, что я, составив основной том, которого так жаждал Эйзенхауэр, — «Вашингтонский командный пункт», — сколотил штат для составления других томов, которые со временем стали частью 99-томной официальной истории американской армии под названием «Армия Соединенных Штатов во Второй мировой войне».
Помимо чисто исторической ценности, изучение военного планирования и командования вооруженными силами дало мне уникальную возможность разобраться в том, как наше правительство функционировало в чрезвычайных обстоятельствах — с 1939 по 1945 гг., — и в особенности, получить представление о том, как составители стратегических планов и политики использовали разведку.
У меня была возможность проинтервьюировать чуть ли не всех генералов, занимавших во время войны ключевые позиции, как на фронте, так и в штабах, начиная с Эйзенхауэра, который оказал мне стопроцентную поддержку, когда дело коснулось вопроса о доступе к материалам, до сих пор открытым лишь горстке высокопоставленных армейских офицеров. Равным образом он обеспечил разрешение на публикацию этой серии исторических исследований, несмотря на то, что едва ли не все приведенные в ней материалы были секретными.
В известном смысле эти годы были для меня отходом от активной разведывательной деятельности, но зато я получил уникальную возможность изучить политические и военные проблемы на командном уровне. Кроме того, эта работа дала мне возможность со стороны взглянуть на то, как американские политики смотрели на разведку — в смысле подспорья при принятии тех или иных решений. Картина, увы, не была утешительной — скорее это была хроника упущенных возможностей и недомыслия, нежели история эффективного использования стратегической разведки. Я помню, как один из высокопоставленных генералов рассказывал мне о постоянных реорганизациях в армейской разведке G-2: сперва ее создавали по принципу изучения различных географических регионов, а потом все перетасовали, создавая подразделения, изучающие те или иные объекты по функциональному признаку. «Ни та, ни другая структура, — заключил он, — не стоила и выеденного яйца».
Одна из популярных в военное время историй (увы, правдивая) повествует о том, насколько незначительно использовались возможности G-2 на том высоком уровне, где принимаются стратегические решения. В момент высадки в Нормандии G-2 была погружена в суматоху переезда и подступиться к сейфам с документацией было невозможно — они были выставлены в коридорах, откуда их грузили рабочие. И это в момент, когда на злополучных офицеров армейской разведки, едва ли знавших — в связи с переездом — телефонные номера друг друга, со всех сторон сыпались лихорадочные запросы относительно данных о ситуации в зоне высадки.
Я обнаружил, что подобно УСС армейские разведывательные службы были многим обязаны англичанам, натаскивавшим их в разведывательном деле (особенно в сфере радиоперехвата), но при этом американцы не вполне поняли, как осуществлялась в Британии координация разведывательной деятельности на национальном уровне, как их верховное командование принимало решения, исходя из данных, собранных разведкой. Вероятно, более чем что-либо другое, именно понимание того, как мало до сих пор осознаны эти проблемы, побудило меня к возвращению в 1949 году на работу в разведке.