Идеологические кампании «позднего сталинизма» и советская историческая наука (середина 1940-х – 1953 г.)

Следующим выступал сам А. И. Андреев. С одной стороны, это было покаяние, то есть то, что и требовалось от выступавшего, но в то же время А. И. Андреев позволял себе и некоторую долю иронии над проходившим спектаклем. Он напомнил, что статья «была написана в 1942–1943 гг… сдана в производство в начале 1945 г., получив одобрение. Сборник печатался очень долго, и статья моя появилась только в июне 1947 г. в совершенно иной общественно-политической атмосфере и справедливо стала вызывать недоумение, критику и резкие отзывы по моему адресу»[688]. Таким образом, выступавший признавал не порочность своей работы, а только то, что она появилась не в то время. И действительно, когда эта статья писалась, труды, освещавшие связи России и Англии, были достаточно типичными и идеологически верными. Но после начала «холодной войны» ситуация поменялась, что и не учел А. И. Андреев. Тем не менее, он вынужден был принять все обвинения: «Я действительно пренебрег тем главным, что определяется марксистской методологией: не показал национальную самостоятельность и оригинальность нашего исторического процесса того времени. Я не раскрыл и не исследовал ту реальную классовую борьбу, которая скрывалась за отношениями Англии и России. Односторонне используя материалы об англо-русских отношениях, я почти умолчал о действиях Англии, направленных против России»[689].

Одновременно А. И. Андреев пытался отвести огонь критики от С. А. Фейгиной. «Я, конечно, виноват за все недостатки этого сборника и, в частности, за помещение той части статьи С. А. Фейгиной, где она всерьез считается с немецкими упражнениями по истории Петра Великого», — говорил он[690]. Тем не менее, выступление С. А. Фейгиной быстро превратилось в абсолютное признание ею своих ошибок.

Следом на трибуну вышел заведующий сектором Новой и новейшей истории А. М. Деборин. Выступавший подробно говорил о борьбе двух систем, наконец, о том, что историки не должны терять бдительности. Любопытна часть выступления, прекрасно отражающая постулат о приоритете партийности над фактографией: «Но многие… совершенно уходят от реальной действительности, уходят в чистый академизм, увлекаясь огромной грудой книг, литературы и т. п., считая, что самое важное — это количество ссылок на буржуазную литературу… Конечно, книги нужны, и источники нужны, факты нужны, но все это должно быть проникнуто нашей марксистско-ленинской концепцией, которая должна руководить самими этими фактами»[691].

Деборин признал ошибки, допущенные в «Трудах по новой и новейшей истории», и обнаруженные С. Павловым. В своем выступлении Деборин также не вышел за рамки уже имеющихся обвинений. Хотя в самом начале речи он сказал, что статья Павлова вскрывает допущенные ошибки, «и еще не полностью»[692]. Последнее заявление могло означать расширение критики и поиск новых жертв. Именно это от него и требовалось. Но Деборин на это не пошел, а при правке стенограммы фраза про неполное разоблачение ошибок вообще была вычеркнута. Деборин указал, что самое тяжелое впечатление производит статья Эггерт. Выступавший аккумулировал в своем докладе все клише идеологической кампании, но не вышел за их пределы, тем самым сумев создать из них своеобразный защитный механизм. Повторяя их, он банально «лил воду», не давая ничего конкретного и нового.

Таким образом, уже два руководителя выступили явно не так, как хотелось бы. Они не сказали ничего нового, стремясь спрятаться за общими фразами.

Присутствовавших немного встряхнул М. М. Смирин. Он напомнил, что дореволюционная медиевистика обладала рядом положительных качеств, но советские историки должны решительно отмежеваться от нее. «Наша традиция совершенно иная… советская медиевистика, если она продолжает традиции, то только традиции борьбы за коммунизм.»[693]. Культивирование научных традиций он назвал «традиционализмом».

Л. В. Черепнин воспользовался брошенной Лысенко метафорой двух миров (капитализма и коммунизма) как двух противоположных концепций: «Надо понять. что в той борьбе двух систем, в той борьбе двух концепций, которая разбила мир на два враждебных лагеря, нельзя занимать промежуточную позицию»[694]. Он выразил неудовлетворение критикой в секторе истории СССР до XIX в., возглавляемом С. В. Бахрушиным. Не забывая и о самокритике, Черепнин сказал, что он написал критическую рецензию на работу И. У. Будовница, но не раскритиковал в ней общую концепцию автора[695].

Выступление Н. А. Сидоровой оказалось менее воинственным, чем можно было бы ожидать. Она в целом повторила мысли о двух лагерях, поддержала М. М. Смирина и посетовала, что медиевисты не ставят серьезных проблем, предпочитая решать конкретно исторические проблемы[696]. Е. А. Луцкий вообще отделался общими фразами.