Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1

«Общая характеристика исследовательского пути проф[ессора] Б. М. Эйхенбаума: эволюция от формализма к общественно-историческому осознанию литературного процесса и к научной разработке общественно-исторических и политических проблем»[1445].

Затем состоялось обсуждение:

«т. ХАВИН[1446]. Как вы собирались поставить на кафедре обсуждение статьи Б. Рюрикова?

[Н. И. МОРДОВЧЕНКО] – На заседании кафедры будут обсуждаться работы членов кафедры, напечатанные в “Ученых записках”, именно в связи со статьей Б. Рюрикова.

т. ХАВИН. Почему вы не хотите ставить на обсуждение именно эту статью?

[Н. И. МОРДОВЧЕНКО] – Я считаю, что цель статьи Б. Рюрикова значительно шире, чем работа проф[ессора] Эйхенбаума, так как она заставила пересмотреть всю нашу продукцию, и при обсуждении статей “Ученых записок” будет обсуждаться и статья проф[ессора] Эйхенбаума.

т. ЛОКШИНА[1447]. Были ли за последние годы теоретические историко-литературные работы проф[ессора] Эйхенбаума, подтверждающие его старые взгляды?

[Н. И. МОРДОВЧЕНКО] – Творческих деклараций за последние годы не было.

т. РЕДИНА. Проф[ессор] Эйхенбаум хотел писать статью в газету “Культура и жизнь”, сделал ли он что-либо в этом направлении?

[Н. И. МОРДОВЧЕНКО] – Кажется, нет.

т. ХАВИН. Будет ли зафиксировано, что мероприятия на кафедре (пересмотр работ) проводятся в связи со статьей Б. Рюрикова?

[Н. И. МОРДОВЧЕНКО] – Да, заседание кафедры будет ответом на статью Б. Рюрикова. ‹…›

т. РЕДИНА (секретарь партбюро). Необходимо на кафедре принять решение и составить документ, в котором было бы сказано, что кафедра сделала с момента постановления ЦК партии и как кафедра откликнулась на статью в газете “Культура и жизнь”»[1448].

В эти же дни Борис Михайлович решился просить аудиенцию у приехавшего в Ленинград А. М. Еголина[1449]. 12 ноября он записал: «Звонил А. М. Еголину – он назначил 14-го в 3 часа. Тоска!»[1450] На этой встрече, состоявшейся в результате только 17 ноября, Еголин даже позволил себе выразить профессору некоторую солидарность:

«Еголин был, конечно, равнодушен (что ему?), но сказал, что статья возмутила и его своим тоном и что он не допустил бы ее появления в газете, если бы был в это время в Москве. Александров, мол, философ и не имеет обо мне представления. Посоветовал написать Александрову письмо»[1451].

Несомненно, кампания 1946 г. очень сильно повредила Б. М. Эйхенбауму. Особенно это было очевидно потому, что 4 октября 1946 г. ему исполнилось 60 лет: юбилей не был должным образом отмечен ни в Ленинградском университете, ни в Пушкинском Доме. Это легко объяснимо – слишком было опасно поднять на щит ошельмованного профессора. Особенно такое игнорирование юбилея Б. М. Эйхенбаума диссонировало с отмеченным с непривычной помпой юбилеем М. П. Алексеева – на то время ученого совершенно иного масштаба.