Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 2

Но не только руководство страны не поощряло «литературоведения». Сам тип представителя этой специальности стремительно эволюционировал под идеологическим прессом: после 1949 г. у руля встали такие лица, которые и сами не слишком были готовы для того, чтобы плоды их трудов можно было именовать серьезной наукой. Они, по сути, встали не во главе, а на пути литературной науки, а единение этих «фюреров литературоведения» с политическим режимом привело к тому, что наука о литературе следующие полвека развивалась не столько благодаря, сколько вопреки этим руководящим силам. И даже политически актуальные научные оазисы, которые были востребованы идеологической машиной, – пушкиноведение и декабристоведение – в конце 40‐х гг. испытывают кризис.

«Закон сохранения интеллектуальной энергии проявляется везде, где ее почему-то не душили. Этим объясняется расцвет нашей пушкинистики: Пушкин был поднят на щит, как чемпион в спорте или как победитель международного конкурса, и пушкинистика оказалась поощряемой областью филологии. В известном смысле это случайность, хотя прославление Пушкина было одной из форм “вождизма”, без которого советская идеология немыслима ‹…›. Вот и Пушкин, который совсем не годился в предшественники соцреализма, был избран “вождем”. На этой аберрации мы заработали таких блистательных ученых, как Б. В. Томашевский, В. М. Жирмунский, Ю. Г. Оксман, Г. А. Гуковский, В. В. Виноградов, С. М. Бонди, Д. Д. Благой, Ю. Н. Тынянов, позднее Н. Я. Эйдельман, Ю. М. Лотман и другие»[1537].

Но до того момента, как смогли расправить плечи Н. Я. Эйдельман, Ю. М. Лотман и другие, указанные области стремительно хирели. О деградации научной мысли в этих центрах писал Ю. Г. Оксман:

«Когда вспоминаю последние книжки о декабристах – бездарную мазню К. Пигарева о Рылееве[1538] (ни одной живой мысли, ни одного свежего слова, ни одного осмысленного факта!), безграмотный бред Базанова о В. Ф. Раевском[1539], он ухитрился перепутать решительно все показания, сместить всю хронологию, исказить большую часть новых текстов, наглую халтуру елейно-лицемерного Мейлаха. (В “Поэзии декабристов”[1540] этот мародер перепечатал все то, что сделано было Ю. Н. Тыняновым, Н. И. Мордовченко, мною, не оговорив этого даже в библиографии; а там, где брал из более старых изданий – в спешке не дочитывал стихов до конца! Путал даты, фамилии и имена даже тех авторов, которых включил в свою хрестоматию.) Меня больше всего возмущает полная уверенность всех этих горе-ученых в безнаказанности. И самое печальное то, что эта уверенность их не обманет!»[1541]

Филологический факультет Ленинградского университета угасал. 22 апреля 1950 г. О. М. Фрейденберг писала Б. Л. Пастернаку: