Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 2

«…Гибель Николая Ивановича не только личная наша потеря (для меня – это был самый настоящий мой ученик, самый подлинный друг, единственная живая связь с официальной ленинградской научной общественностью). Я уже давно видел в Н[иколае] И[вановиче] будущего начальника штаба советского академического литературоведения, бесспорно (“де-факто”, если не “де-юре”) руководителя Пушкин[ского] Дома и всех больших академических начинаний в области рус[ской] литературы. Его большие знания и широкие интересы, его исключительный такт, его уменье работать в коллективе, его “хозяйское” отношение к возможностям каждого, его уважение к традиции и чувство “нового”, без чего не может быть “настоящим” ни один ученый, – вот те объективные положительные качества, на которых (отметая все высокие личные качества Н[иколая] И[вановича] как человека редкого душевного благородства) основывал я свои прогнозы и надежды. Моя встреча с Н[иколаем] И[вановичем] последним летом в Москве (он приехал ко мне на четыре дня перед Пятигорском) очень укрепила мои взгляды и на многое открыла мне глаза. Ну да что об этом сейчас говорить! Фронт литературной науки прорван в очень существенном пункте, заменить Н[иколая] И[вановича] некем (не потому, что в рядах его поколения нет столь же, а, м[ожет] б[ыть], и более талантливых людей, а потому, что все эти талантливые и деловые сверстники Николая Ивановича – кустари-одиночки, специалисты в шорах, без инициативы или без принципов, не пишущие, а отписывающиеся, “сверх-человеки” или лакеи, не попавшие на генеральную линию или вышибленные с нее)»[1550].

Даже то обстоятельство, что 12 октября 1950 г. ректор ЛГУ А. А. Ильюшин подписал приказ об освобождении Г. П. Бердникова от обязанностей декана филологического факультета «для написания докторской диссертации»[1551], не могло изменить свершившегося – факультет был стерилизован. 10 декабря О. М. Фрейденберг записала:

«Бердников “перестраивал” факультет, строил, чистил, пакостил и разлагал. А когда перестроил и вычистил, его сняли и сняли всех его подручных, тех, кто снимал меня и других. Этот процесс бесцельного разрушенья шел безостановочно по всей России.

Факультет, как обглоданная кость, был брошен на произвол судьбы. Опять деканом назначили того же Алексеева ‹…›. Из тридцати профессоров не было ни одного, кому бы охранка доверяла (кроме Алексеева): тот – еврей, этот “не выдержан идеологически”»[1552].

Мысли о возрождении былого уровня изучения истории литературы на филологическом факультете ЛГУ окончательно канули в Лету: после краха началось постепенное вымирание тех, кто составлял фундамент этого выдающегося феномена[1553].

В феврале 1954 г. М. К. Азадовский писал: