Идеология русской государственности. Континент Россия

Государство Петра продолжило закрепощение (привязку к земле) крестьян, начатое ещё долгим государством Ивана III. Этот процесс шёл в рамках закрепощения самого дворянства – постановки его на службу. Пётр I резко усилил (никем, впрочем, не отменённую) практику постановки бояр и дворян на конкретные ответственные должности, провёл кампанию против «уклонистов», заставил осваивать исторически новые «компетенции». Вполне закономерно, что именно после смерти Петра I дворянство опомнилось, осознало своё политическое значение как социального единства (класса) и начало освобождаться. Что зафиксировано сначала в указах Петра III и Екатерины Великой «О вольности дворянской», а далее вылилось в вооружённое выступление знати на Сенатской площади в декабре 1825 года.

Начался период русской государственности, когда дворянство освобождалось от службы, а крестьяне продолжали закрепощаться. Эта крестьянская «крепость земле» перестала быть «крестьянской службой» и превратилась в личную зависимость. Последняя политически интерпретировалась как власть помещика, хотя властью не являлась.

Этот «противоход» естественных политических процессов и есть «золотой век» русских дворянских мечтаний о «полноценном», «как на Западе», феодализме, дворянской утопии.

Надо отдать должное настоящей русской власти – она понимала опасность подобного противоречия и порождаемых им политических напряжений. Об освобождении крестьянства пеклись последовательно Павел I, Александр I, Николай I и Александр II, которому удалось наконец-то достичь результата, пусть и с большими уступками в пользу дворянства (помещиков). Крестьяне, правда, освобождались не только от барина, но и от земли – основного хозяйственного ресурса, средства к существованию.

Проблема так называемого «крепостного права» в России и сегодня изучена недостаточно. Советский период налагал жёсткие рамки на любое историческое исследование вообще. Вся вторая половина XIX века прошла под знаком «политического идеализма» во взгляде на состоявшуюся крестьянскую реформу, как определяет доминанту исторической рефлексии в период самих преобразований юбилейный сборник «Великая реформа»[37]. Неолиберальная идеология 90-х стала самым жёстким фильтром, ограничивающим понимание нами собственной истории. Сквозь «призмы» и «линзы» этого фильтра возможно увидеть в «крепостном праве» лишь произвол «власти» (на деле – не власти, а элиты) над личностью. Такое уж совсем убогое представление не даст нам возможности понять роль крестьянского вопроса в судьбе русского государства.

Сегодня мы должны исследовать эту тему заново, а по многим пунктам вообще впервые. Она требует понимания. Не всё то, чем оно называется. Но вот что можно сказать с определённостью. В закрепощении крестьян ясно видны две компоненты – поземельная, то есть по преимуществу экономическая (земля должна приносить продукцию и доход), и личная, продолжающая и поглощающая институт холопства, то есть рабства как такового, юридически оформленного (крестьяне превращались в фактических холопов, а холопы сажались на землю за недостачей крестьянского населения). Личная линия закрепощения имела определяющие русскую историю в целом политические последствия, поскольку непосредственно формирует характер поведения как правящей элиты, так и крестьянской массы. При этом рост экономического закабаления, неотдаваемого крестьянского долга сам по себе вёл к личному закрепощению и без политической поддержки правительства. Последнее в известной мере вынуждено было юридически оформлять складывающееся положение вещей.

Пугачёвщина как наиболее яркий пример крестьянских волнений и бунта (масштаб которых был абсолютно беспрецедентен) ясно обозначила политический фокус напряжения в долгом государстве, основанном Петром Великим. Именно поэтому Пушкин, один из главных идеологов русской цивилизации, уделил первоочередное внимание истории Пугачёва.