Иди на голос (СИ)

Что именно готовилось, Лейла так и не услышала: площадь потонула в сиплом рёве труб. Толпа подалась назад — хотя, казалось, было уже некуда — и Лейлу чуть не затоптали, да ещё и помост загородил какой-то ражий детина. За его затылком было почти ничего не видать. В каждой руке у детины было по пирогу, и он кусал их по очереди. Широкие челюсти ходили туда-сюда, как мельничные жернова. Лейла ткнула детину кулаком в бок — без толку. С тем же успехом можно было пинать камень.

Девушка изо всех сил вытянула шею и сумела-таки разглядеть северянина, взошедшего на помост. Видом он походил на вельможу и в руках держал свиток. Не обращая ни малейшего внимания на давку на площади, северянин простёр вперёд руку и провозгласил:

— Именем пресветлого князя!

Говорил он довольного чисто, почти не коверкая слов. Толпа замолчала.

— Жители славной столицы! — продолжил северянин. — Вы пришли сюда, чтобы узреть, как свершится сегодня суд — правый и справедливый. Ибо нет и не может быть пощады злодеям, грабителям и убийцам — и пресветлый наш князь почитает своим долгом защищать нас от них!

Площадь загудела — басовито, как улей, но пока ещё тихо. Лейла привстала на цыпочки, силясь разглядеть, кого же выводят на помост. По шатким ступеням к вельможному северянину поднимались двое — если не считать стражника, наставившего на них копьё. Один высокий, другой пониже, зато вроде бы покрепче костью. И оба в лохмотьях — ну бродяги бродягами, в точности как расписывал глашатай.

— Узрите же преступников и нечестивцев, коим предстоит сегодня держать ответ уже перед богами!

Стражник подтолкнул приговорённых в спину, и ровно в этот же миг детина уронил недоеденный пирог. Пока он, нагнувшись, слепо шарил по мостовой, Лейла подалась вперёд — и, не сдержавшись, ахнула на всю площадь.

Босой, в отрепьях, со связанными за спиной руками, на помосте стоял — воевода! Лейла изо всех сил зажмурила глаза, надеясь, что они её подвели — но ошибки быть не могло. Лицо воеводы покрывали синяки, в углу рта запеклась кровь — и всё же держался он прямо, с гордо поднятой головой, устремив взгляд куда-то поверх толпившегося люда. А рядом… рядом стоял, конечно, Летард.

— Их вина велика и доказана! — прогрохотал северянин, перекрывая ропот, поднявшийся было над площадью. Сей разбойник, ложно именовавший себя воеводой, совершил преступления многочисленные и тяжкие! Среди таковых — отказ от клятвы верности нашему пресветлому князю!

Гул толпы всё нарастал — а может, это просто кровь зашумела в ушах? Теснимая со всех сторон, Лейла всё силилась перехватить взгляд воеводы — но тот упорно смотрел в ему одному видимую даль, словно не замечая ни толпы, ни выкриков северянина.

— Укрытие в лесу со своими присными! Вероломные нападения на славное воинство нашего пресветлого князя! Присвоение дани, назначенной нашему пресветлому князю! Распространение слухов лживых и порочных! Грабёж, насилие и убийство!

Из толпы раздались выкрики и свист. Лейла подумала было, что люди приняли слова северянина за чистую монету, и ей захотелось чертыхнуться, коряво и зло. Такого воевода уж точно не заслужил — чтобы его поносили на глазах у всего города, за который он лил столько крови, своей и чужой. И к чему это было, воевода? Посмотри на них, пока ещё можешь! Слышишь, какой лжи они верят? Да разве стоили они того, воевода?

Крики не унимались — бессмысленные, бессвязные, точно весь люд на площади разом перепил медовухи. И внезапная страшная мысль пронзила Лейлу: толпе не было дело, за что казнят воеводу. Это была чернь — безмысленная, безмозглая, жадная до зрелищ и тупая, как северянский сапог. Любая казнь для них была лишь потехой, которую недурно б запить крепким пивом и заесть пирогом. А потом разойтись по домам — до следующей казни.

Стоявшие у помоста стражники громыхнули копьями о мостовую, смиряя толпу. Северянин возвысил голос ещё больше:

— Пресветлый князь постановил! — выкрикнул он, почти срываясь на визг. — Приговорить этого татя, разбойника и лжевоеводу к очищению огнём!

На площади творилось уже что-то невообразимое. Толпа пёрла вперёд, напарываясь на копья, но словно не замечая того. Воеводу тем временем увели с помоста и уже привязывали к столбу. Ещё один стражник поспешно поливал связки поленьев маслом. Северянин, однако, с помоста уходить не спешил.

— Князь наш суров к ослушникам! — снова возвысил он голос. — Знайте, однако, что к тем, кто был по их наветам увлечён на ложный путь, он добр и милостив! А посему…

Глашатай повернулся к Летарду, по-прежнему стоявшему рядом.

— Ты достойный человек. Ты храбро сражался. Князю нужны такие воины. Преклони колено и поклянись в верности! Тебе простят твою вину и сохранят жизнь.

Площадь разом притихла. Было слышно, как где-то в задних рядах хнычет ребёнок. Летард прищурился и склонил голову на бок, словно хотел разглядеть глашатая хорошенько. Толпа ждала.

Наконец, будто что-то решив, Летард набрал воздуху в грудь и смачно плюнул.

Прямо в лицо северянину.