Иди на мой голос

В одну из ночей я вышла на палубу посмотреть на звезды. У борта я увидела мальчика, который стоял, уронив на руки голову. Я подошла и спросила, не мучает ли его морская болезнь, но он ответил отрицательно. Тогда я спросила, ищут ли его родители. Он поднял глаза и рассмеялся, и уже по взгляду и смеху я почувствовала: с ним что-то не так. Да и виски от него пахло, как не всегда пахнет от взрослых мужчин. Я не придала этому значения и просто предложила поболтать, раз судьба свела нас в такую ночь.

Он стал расспрашивать, кто я, давно ли путешествую, с кем. Его речь отличалась от речи мальчишек, и мое непонимание росло. Он рассуждал о разных вещах умно и парадоксально, все чаще мне казалось, что рядом если не мой ровесник, то человек немногим более молодой, чем я. Кто он? Наконец я спросила об этом напрямую.

Кристоф был слишком пьян, а может, просто слишком устал. Я узнала о Блумфилде, о Фелис и Лори, о родителях, о болезни, о музыкальной шкатулке. В это трудно было поверить. Последний из Моцартов, полюбивший последнюю из Сальери. Потерявший ее, обреченный на вечную юность и смерть, которая может случиться в любой момент. Моя жалость не знала границ, но он не принял жалости. И я предложила другое. Помощь. Он сразу понравился мне. Кристоф – тот идеальный внук, которого у меня никогда не было. Моя инфантильная дочь, которую мы слишком баловали, вырастила сына таким же слабым и жалким, как она сама.

В Лондоне я занялась благотворительностью и меценатством; Кристоф присоединился. Он еще вкладывал деньги в разные предприятия, а там, где его внешность настораживала, его заменяла я – благообразная старая вдова. Вскоре мы владели долей в воздушном кораблестроении, а многие люди из Парламента были нашими надежными приятелями. Конечно, не друзьями; мое кредо: «не дружи с политиком». Забавно, Артур, что у вас другое.

Мы строили приюты и школы, открывали фонды, поддерживали тех, кто начинал собственное дело. Мы были глазами и ушами делового Лондона и редко оставались в проигрыше. Нам давно не нужны были деньги, тратить их было не на что. Почти все время мы были чем-нибудь заняты, и меня это вдохновляло. Но Кристоф тосковал, и я это видела.

Потом начались те убийства. Казалось бы, не связанные, они терялись среди других в криминальных колонках. Все больше, больше. Всегда чужими руками. Всегда расследования были обречены на провал. Блэйк, Рочестер… до них были десятки других.

В возвращение Фелисии мы не верили, пока одна из ее записок не попала Кристофу в руки. Прошло много времени, прежде чем мы поняли, какую паутину она сплела прямо под нашим носом. Клуб «Последний вздох» поставлял ей отчаявшихся и запутавшихся, тех, кто убивал жестоко и не доживал до допроса. Индию лихорадило революцией. Джеймс Сальваторе исчез. Мы слабо верили, что до него добралась вражеская разведка.

Пришлось отвлечься, когда мои дорогие родственники решили не ждать моей смерти и помочь, – тогда я еще делила с ними этот дом. Именно тогда Кристоф решил, что нам пора обзавестись друзьями среди хранителей закона. Мы решились на риск. Нам нужен был свой человек в Скотланд-Ярде, как можно выше, так высоко, как только возможно. Нападение на вас, мистер Эгельманн, сыграло нам на руку. Мы не ошиблись: вы хорошо бились в Индии, а теперь делаете то, что и должны, – охотитесь. Но вас было недостаточно.

Вы, Артур, не вызывали у меня доверия. Исчезновение вашего отца было подозрительным, и хотя в Агре вы проявили настоящее врачебное благородство, мы решили еще раз вас проверить. Кристоф захотел сделать это лично, и появился цыганенок Джек. Чем лучше он узнавал вас, тем отчетливее мы понимали: привлечь вас – значит получить настоящего союзника. Удивительной иронией оказалось то, что вам знаком итальянский. Ведь именно тогда, штудируя лоты музыкальных аукционов, мы обнаружили дневник.

Поразительно, как дешевы ныне чужие мысли и чувства, даже если это мысли и чувства людей необыкновенных. То, что среди черновиков Сальери обнаружился дневник, никого не впечатлило, да кто такой Сальери в глазах большинства музыковедов? Неплохой, но средний композитор. Современник Моцарта. Один из многих. Никто. А то и вовсе… убийца.

Цена была смешная, и даже будь она выше, мы, не колеблясь, заплатили бы ее. Кристоф верил, что дневник заставит Фелисию что-то понять. Я прожила больше, чем любой из вас, и если честно, до сих пор сомневаюсь, хотя и не знаю, о чем написано на страницах. Впрочем, сейчас речь о другом. Простой план завладеть дневником и как можно быстрее сделать так, чтобы о нем узнала Фелисия, провалился. Эту вещь купил музыковед Флориан Кавелли.