Иди на мой голос

Ей принести водку, и она сразу отдала девушке монеты. Невольно я взглянул на лицо официантки – красивое, с замкнуто поджатыми губами. Тяжелые каштановые волосы были заколоты так же, как у самой Джил, даже такой же шпилькой. Спину она держала прямо, с какой-то трогательной гордостью. Дешевая сережка в виде крыла блестела в ухе.

В кармане у меня был бутон, отломившийся от букета. Я вынул его – он еще даже не начал вянуть, наоборот слегка раскрылся в тепле. Когда я протянул белую розу девушке, она замерла, но потом улыбнулась и, взяв цветок, вставила себе в волосы.

– Спасибо, сэр. Такой красивый.

Кто-то окликнул ее, и она ушла. На Джил она больше не взглянула.

– Джентльмен. – Уголки губ напарницы чуть приподнялись. – Я тут плачу́ за его выпивку, а он цветы всем раздает. А мне?

Она вроде бы шутила. Впрочем, даже если обиделась, какая разница? Минуты шли, голову наконец заполняла желанная пустота. Джил придвинула мне стопку.

– Пей. Это лучше.

Я поморщился.

– Это же ядреное пойло русских, да?

– Не только. – Она хмыкнула, беря вторую стопку. – Но да, мода пришла от них. А здесь это напиток шлюх. Дешево, и, знаешь, выпьешь и уже неважно, кто… – Она резко осеклась и подняла руку чуть выше. – Ну, за тебя, начальник.

Мы чокнулись и одновременно опрокинули водку в себя. Джил даже не поморщилась, а меня снова перекосило, и я со стоном уронил голову на стол.

– Чертовка!

– Тебе идут крепкие слова. – Она довольно громко и вульгарно засмеялась, явно чувствуя себя дома. – Но больше ты пить не будешь.

– Почему это?

Она подалась ближе.

– Потому что ты лучше всего этого, Дин. Выше. Никакая девка этого не стоит. Любишь ее – отпусти. А если просто привык, – так отпусти тем более. Вязаться с аристократическим дерьмом по привычке – гиблое дело. Не согласен?

Вздохнув, я закрыл глаза. Мне не хотелось думать о любви и привычке. Сейчас я едва видел между ними разницу, теперь все плыло уже не только вокруг, но и в мозгу. Джил внезапно протянула руку и погладила меня по волосам, оттаяли ее глаза-льдинки.

– Я и не думала, что ты такой дурак. Пошли отсюда.

– Куда?..

Рука по-прежнему касалась моего затылка.

– Ко мне. Или к тебе.

– С ума сошла? – Я наконец приподнялся, глядя на нее; кажется, даже немного протрезвел. – Тебе не кажется, что ты спешишь?

Джил беззлобно осклабилась.

– Это ты спешишь, Соммерс. Тебе просто надо проспаться. Хочешь – ляжешь в моей халупе. Хочешь – возьмем кэб или гондолу, и я провожу тебя. Ты пьян. Эгельманн, если заметит следы этого, будет не в восторге.

– Извини, – пробормотал я, поднимаясь. – Я сам доберусь.

Я покачнулся, и она уцепилась за мою руку.

– Эх ты. Пойдем на площадь.

На улице я запрокинул голову к рваным громадам облаков. Я смутно ощущал, что меня толкали, и слышал, что вокруг галдят, но совершенно не помнил, как мы добрались до нужного места – большой площади, по которой ветер разносил запах навоза.

– Как ты? Жив?

Джил спросила это уже в кэбе. Я постарался улыбнуться.

– Все в порядке.

Лошади тронулись я прикрыл глаза, но тут же напарница толкнула меня локтем в бок.

– Не смей засыпать. Я попросила высадить нас пораньше, чтобы ты прошелся и еще немного проветрился.

– Спасибо. Я… не забуду. Буду должен.

Она снова вцепилась в мой локоть. Неожиданно я увидел в ее серых глазах не насмешку и не скрытое нетерпение разболтать всем о моей глупости. Только участие.

– Почему ты это делаешь, Джил?

– Ты мой напарник. – Она пожала плечами. – Мне мог попасться кто-то хуже, чем ты. И попадется, если тебя выгонят.

– Честно, – снова улыбнулся я. – Извини, больше не повторится.

Она поджала ноги, придвигаясь чуть ближе.

– Не бери в голову. Лучше водка, чем виселица, хотя бы так. Все обойдется.

Наверное, она была права.

* * *

Почти весь путь мы молчали, но я часто замечал, что она с беспокойством поглядывает на меня. Будто опасалась, что я вот-вот вывалюсь в окно. Когда кэб остановился, я посмотрел на зеленовато-серую сонную воду Темзы и предложил:

– Я оплачу и обратную дорогу. Езжай назад.

– А ты по дороге утонешь в речке? Плохая мысль. Давай, Соммерс, пошли.

Мы выбрались; на ветру я почувствовал себя лучше. Качало меньше, от холода я даже начал забывать, что что-то пил. Только тяжесть сковывала иногда веки, но ее я мог побороть.

На этом участке реки почти всегда пусто. Здесь Гринвичская Королевская верфь, первая верфь Лондона, где построили воздушный корабль, любимое место Мэри Леджендфорд. Некогда сотни рабочих приходили сюда каждый день, а другие сотни – ночью. Но после смерти Основательниц верфь бросили. Она будто проклята – проклятьем нового времени. Стала скорбным призраком, с которым лондонцы никак не простятся.