В детстве я и другие мальчишки верили, что тени Мэри и Джильолы до сих пор витают среди недостроенных кораблей и убивают всех, кто посмеет явиться. Несколько раз мы пробирались на верфь тайно, но вместо призраков видели лишь деревянные махины, казавшиеся вмерзшими в лед доисторическими животными. «Северная звезда» – фрегат высотой в двухэтажный дом – казалось, готова была взлететь. Лодочки окружали ее, как детеныши мать. Странно, но мы никогда не оставались в этом месте подолгу, не говоря о том, чтобы к чему-либо притронуться. Гнетущее ощущение смерти наваливалось, едва мы ступали на дощатый настил. Будто кровь все еще текла из-под огромного двигателя.
Мы шли молча, и, погрузившись в воспоминания, я вздрогнул, когда Джил вдруг сжала мою руку.
– Слушай, Соммерс… как ты здесь, черт возьми, живешь?
Другой рукой она теребила вытащенный из-под воротника плоский крестик. Я присмотрелся к нему и удивленно спросил:
– Ты… не англиканка?
– Не знаю. – Она фыркнула. – Он у меня с рождения, а так я вообще не любитель церквей.
– И при этом боишься духов? – Я улыбнулся.
– А то. – Она выглядела напряженной. – Как тут тихо…
Впереди мелькнула длинная тень, и Джил шарахнулась ко мне. Я поддержал ее за плечи и поспешил успокоить:
– Кошка. Вот, смотри.
Животное выбралось из-за угла здания, прищурило на нас желтые глаза. Мяукнув, кошка лизнула лапу и побежала дальше. Джил покачала головой.
– Потрясающе. Пусти меня, Соммерс, ты воняешь как спиртовой завод.
Я все еще держал ее за плечи. От нее даже не пахло водкой, только табачным дымом. Лицо было бледным. Наконец разжав руки, я первым пошел дальше.
– А ты пугаешься, как «ба-арышня».
– Какой же ты все-таки нудный. – Она догнала меня.
Я промолчал. Она уже не держалась за меня, но что-то с ее лицом было не так. Неужели вправду боялась? Мы зашагали вперед, постепенно приближаясь к
– Дальше можешь не ходить.
– Дин! Обратно я тоже не дойду.
Она хмурилась. Я наклонился к ней.
– Как ты можешь быть полицейской, если боишься нечисти? А вдруг придется ловить Джека-Прыгуна?
Она вспыхнула, но промолчала. Пожав плечами, я развернулся и сделал еще шаг.
– Подожди!
Я обернулся. И она вдруг поцеловала меня, увлекая в темноту.
Мы прижались к грязной стене дома: она просто впечатала меня в кирпич лопатками. От удивления я оцепенел и отстранился только спустя несколько секунд. Джил держалась за мой воротник и не сводила с меня глаз. Наконец она опустила их и пробормотала:
– Кажется, я тоже пьяная. Раньше такого не бывало после одной стопки.
Я не знал, что ответить. Кружилась голова, но, скорее всего, причиной был не спонтанный поцелуй, а продолжающееся действие выпитого. Я взял Джил за плечи.
Она по-прежнему не поднимала глаз. Даже в полумраке я видел: у нее горят щеки. Она наверняка ждала каких-нибудь упреков, но у меня их не было, и я сам не понимал, почему. Пустота грызла, ничего нового в сердце не зародилось, не обмерло, но и не вскипело досадливой злостью. Наверное, я выглядел идиотом. Мы стояли в молчании.
– Прости, Дин.
В смущении она словно стала подростком, хотя мы были одного возраста. И почему-то она уже не напоминала бесцветного призрака, каким казалась с первой встречи. Я произнес самые глупые слова, какие только можно произнести в такую минуту, но искренне:
– Ты красивая. Знаешь?
Пальцы зажали мне рот, брови снова сдвинулись, образуя на переносице глубокую морщинку обиды, скорее на себя, чем на меня.
– Не надо этих глупостей.
– Правда.
– Я понимаю, что ты все еще думаешь о своей этой. Пошли. Забудь.
Она освободилась и хотела сделать шаг, но я удержал ее.
– Я…
Закончить я не успел. Джил вдруг потащила в узкое темное пространство между домами. Прежде чем я запротестовал, она глухо прошептала:
–
Прищурившись, я взглянул на набережную. Между мигающими фонарями у Королевской верфи садилась гондола, замаскированная под медицинскую. Мы замерли.
Верх у лодки был поднят, и пока я видел лишь пилота – смуглого человека в темной одежде, нижнюю часть лица закрывала ткань. Двое таких же выпрыгнули из гондолы. Оба были вооружены тальварами, у одного на поясе блестел и револьвер. После промедления показался еще человек – широкоплечий, высокий, судя по бледному лицу, европеец. Глаза у него были завязаны, волосы неряшливо отросли. В Лондоне таких причесок уже не носили.
Гондола поднялась и вскоре скрылась за дальними доками. Пленник безропотно позволил индийцам встать справа и слева. Они поспешили к верфи, подталкивая его; издали я плохо видел мужчину, но неожиданная мысль заставила напрячь зрение. Этот оттенок волос, эта комплекция…
– Джил, – прошептал я. – Похоже… это Джеймс Сальваторе.
Она только кивнула. Глаза сузились; теперь она пристально смотрела на удаляющихся людей. Когда я сделал шаг, она еще крепче вцепилась в меня.
– Даже не думай. Они снесут твою башку на подлете.
Сипаи подошли к воротам верфи, тут же они распахнулись. Я проводил силуэты глазами.
– Ее же осматривали…
– Видимо, плохо осмотрели. – Джил пожала плечами. – Сунули нос, и все.