Иди на мой голос

– Жарко, – по-французски протянула девушка и, вынув из ридикюля громадный шитый золотом веер, стала обмахиваться. Лоррейн скривилась.

– На этом веере бусин и рюшек больше, чем на нарядах наших шлюх. Безвкусица.

– Вас это задевает? – лениво поинтересовался я. – Тоже считаете, что в человеке все должно быть прекрасно?

– Мне кажется, у человека все должно быть удобным, – отозвалась мисс Белл, поправляя шпильку в волосах. – Это в прошлом можно было носить, что попало, лишь бы это украшали вышивка и банты. А если нахлобучить парик…

– Вы описываете Моцарта. – Я невольно рассмеялся. – Или любого среднестатистического мужчину того времени. Знаете, те, кто, как вы говорите, носили «удобное», считались в свете странными.

– Мне ли не знать, – сухо отозвалась Лоррейн, провожая глазами выходившую из кондитерской пару. – Моя подруга интересовалась старой модой. Она придумывала наряды для мольеровских, расиновских, шекспировских и прочих постановок нашей гимназии, и…

– Постойте, мисс Белл. – Я снова не сдержал улыбки. – Если память мне не изменяет, вы учились в женской гимназии, верно?

– Да. Мать надеялась, что хотя бы там я стану похожей на женщину. Так вот, Фелис…

– И кто играл мужских персонажей в ваших постановках?

Она в замешательстве уставилась на меня, потом, догадавшись, к чему я веду, покраснела и ответила:

– Девочки.

– И в романтических сценах? – Я взял пирожное и начал его осматривать.

Лоррейн, не сводя с меня глаз, шумно отпила из чашки. «Испорченный ты ублюдок», – читалось на ее лице.

– Мистер Нельсон… – выдохнула она наконец с видом бесконечного терпения. – Держите, пожалуйста, ваше паскудное воображение подальше от моей юности. Если вам интересно, я не играла в этих спектаклях, я помогала их ставить. И если вы еще раз…

– Я ничего не имел в виду. – Я все же надкусил корзиночку. – Просто любопытно.

Она скрестила у груди руки и уставилась на вход в помещение. Там появились еще посетители: две хихикающие девушки лет семнадцати. Они раскраснелись от мороза и выглядели хорошенькими, но все же не такими, как смущенная мисс Белл с этими выбившимися из прически прядями. Понимая, что мысли идут не туда, я потер лоб и полез за часами – узнать, сколько мы уже ведем бессмысленную слежку. Нащупав еще что-то в кармане, я вспомнил: шкатулка Розенбергера. Может, она понравится мисс Белл?

– К слову, я тут нашел вещицу. – Я поставил шкатулку на стол и нажал рычажок. – Ничего не напоминает?

Заиграла музыка. Ближние посетители с любопытством обернулись на нас.

– Бабушка, смотри! – прошептала какая-то девочка.

Мелодия звенела. Фигурки двигались, тщетно пытаясь встретиться. Девочка восторженно захлопала в ладоши, ее бабушка ахнула. Но, посмотрев украдкой на лицо мисс Белл, я неожиданно увидел, как оно бледнеет.

– Откуда… – Она отшатнулась так, словно увидела гадюку. Пальцы разжались. Чашка упала на пол. – Откуда… это… У вас?

Лоррейн вскочила и бросилась прочь из кондитерской. Ничего не понимая, я смотрел ей вслед, пока не вспомнил. По спине побежали мурашки; я торопливо захлопнул шкатулку.

«Будь осторожнее со старыми вещами». Не так ли сказала неизвестная цыганка?

Перемены в цветочном городе. Давно

– Это они?!

Волшебная маленькая шкатулка. Я глаз не могла отвести от узорчатых посеребренных стенок, от украшенной перламутром крышки, а особенно – от двух миниатюрных фигурок, удивительно проработанных и узнаваемых. Протянув руку, я легонько ткнула пальцем в того, кто был ниже ростом и держал скрипку. На его голове громоздился парик.

Я вздохнула. Мне никто, никогда не дарил такого. И дело не в дороговизне и не в том, что создать вещицу мог только виртуозный мастер, только на заказ. Дело было в смысле, который несла бесполезная, казалось бы, игрушка. Некоторые подарки говорят больше слов.

Фелисия, которая до этого лежала на кровати, болтая ногами и поедая конфеты из коробки, встала и приблизилась ко мне.

– Смотри, что он еще выдумал.

Она закрыла крышку, перевернула шкатулку и дохнула на донышко. На металле проступила надпись, но прочесть я не смогла. Фелисия почти пропела:

– «За искренний союз, связующий Моцарта и Сальери, двух сыновей гармонии…» Это по-русски. Из Пушкина.

– Здорово, – тихо ответила я, видя, как надпись блекнет.