Идя через рожь

В то же самое время, когда друзья и семья Сэлинджера пытались всячески уклониться от контактов с репортерами, Государственный департамент Соединенных Штатов предпринял собственное расследование в отношении писателя. Бюро образовательных и культурных программ разослало наиболее уважаемым коллегам и друзьям Сэлинджера анкету с вопросами о его характере. В свете того, что все знали о писателе, цель этой акции была довольно-таки глупой. “Мы хотим добавить имя Джерома Дэвида Сэлинджера в список вероятных американских специалистов, которые могли бы участвовать в нашей зарубежной программе культурного обмена, — начиналось письмо. — Нам бы очень хотелось получить от вас ваше откровенное мнение о его профессиональных и личных качествах”'.

Одно из таких писем пришло судье Хэнду, который поддержал кандидатуру Сэлинджера с большим энтузиазмом. “Это мой близкий друг, которого я высоко ценю не только за его интеллект, но и за его душевные качества”, — отвечал Хэнд. Далее он описал глубокий интерес Сэлинджера к восточной философии и особо подчеркнул его исключительную преданность своему искусству. “Он работает с неослабевающим трудолюбием, пишет и переписывает свои тексты, пока не сочтет, что выразил свою мысль самым наилучшим образом”.

Судья Хэнд не совсем себе представлял, в чем именно заключаются обязанности “культурного посланника”, и завершил письмо просьбой объяснить ему, что конкретно Государственный департамент собирался предложить его другу. Неделю спустя он получил ответ, где говорилось, что к Сэлинджеру собираются “обратиться с просьбой выступать перед заинтересованными группами профессионалов и просто любителей литературы в разных странах, которые он будет посещать, участвовать в дискуссиях за круглым столом, а также беседовать с коллегами-писателями”. Судья Хэнд не поверил своим глазам: у правительства отсутствовало элементарное представление о том, кто такой Сэлинджер. Разозленный тем, что в Госдепартаменте даже не потрудились навести хоть какие-то справки о писателе, Хэнд попытался объяснить чиновникам, с чем им придется столкнуться.“Он любит находиться вдали от людей и жить вдали от людей, — объяснял Хэнд. — Не могу даже себе представить кого-либо менее приспособленного к тому, чтобы “участвовать в дискуссиях за круглым столом” и проводить время в “беседах с коллегами-писателями”'.

Рассчитывать на то, что Сэлинджер будет мотаться по свету и читать лекции, — несусветная глупость, однако этот эпизод рассердил судью Хэнда и насторожил Сэлинджера. Естественно было бы предположить, что, получив резкий ответ Хэнда, правительство отступилось. Ничего подобного. И в следующие годы различные ветви власти, включая самого президента Соединенных Штатов, упорно пытались поставить Сэлинджера себе на службу.

Слухи, что Сэлинджер планирует выпуск книги, подтвердились в январе 1961 года, когда “Литтл, Браун энд компани” поместили в некоторых газетах серию рекламных объявлений. Реклама изображала большое количество книжек “Фрэнни и Зуи”, лежащих друг на друге в виде пирамиды или стоящих друг за другом, как домино. Сэлинджер разрешил предварительную рекламу, однако потребовал гарантий, что она будет приглушенной и сдержанной, как и сама обложка книги, на которой не должно быть никаких изображений. Несмотря на буквально пуританскую строгость Сэлинджера, Дороти Олдинг и “Литтл, Браун энд компани” попытались мягко убедить его принять предложения некоторых книжных клубов, как было в случае с “Над пропастью во ржи”. Но уже в мае 1961 года Сэлинджер успел отклонить предложения клуба “Бук оф зе Мане”, клуба “Ридерс Сабскрипшн Бук” и клуба “Бук Файнд”, который он охарактеризовал в письме Неду Брэдфорду как “безобразный до великолепия”. Задним числом убежденность Сэлинджера в том, что “Фрэнни и Зуи” смогут “раскрутиться” самостоятельно, кажется несколько наивной.

Однако редакторы в “Литтл, Браун энд компани” были мастерами продаж и нашли хитрый способ продвинуть книгу. Самое первое рекламное объявление, напечатанное за полгода до выхода “Фрэнни и Зуи”, гласило: “Это то, что читает Америка”. Поклонники Сэлинджера тут же бросились в книжные магазины, где их ждало разочарование.

Привлечение внимания к “Фрэнни и Зуи” так задолго до реального выхода книги имело и другие последствия, кроме возбуждения интереса читателей. Критики получили возможность заранее зарядить свои пушки и прицелиться. Время их торжества наконец пришло, чего Сэлинджер давно с содроганием ждал. Когда на второй неделе сентября “Фрэнни и Зуи” увидели свет, на них обрушился шквал критического огня.