Идиллія Благо Лотоса [Идиллия Белого Лотоса]

Одни изъ нихъ были пожилые люди, величественные и мощные; другіе — были молоды и стройны, и лица ихъ сіяли тихимъ свтомъ. Я благоговйно обвелъ ихъ взглядомъ и затрепеталъ отъ радости и надежды, потому что сразу, безъ объясненій, понялъ, что это было за братство: то были мои предшественники, жрецы святилища, пророки, избранные служители Царицы Лотоса, слдовавшіе одинъ за другимъ, свято соблюдая въ неприкосновенности завты святилища въ теченіе вковъ, съ того самаго дня, когда оно впервые было высчено въ громадной скал, къ которой прислонился храмъ.

— Готовъ-ли ты учиться? — обратился ко мн одинъ изъ нихъ и мн почудилось, будто голосъ его раздавался изъ мрака давно забытыхъ временъ.

— Готовъ, — отвтилъ я, опускаясь на колни на полъ, среди кольца святыхъ мужей, и чувствуя, что въ то время, какъ тло мое склонялось долу, духъ мой возносился гор; что я преклонялъ колни, а окружавшіе поднимали меня до себя, ибо отнын, они — были моими друзьями.

— Займи здсь мсто, — промолвилъ онъ, указывая на ложе: — я буду учить тебя.

Я всталъ и, повернувшись, чтобы идти къ нему, увидлъ, что мы остались вдвоемъ съ говорившимъ со мной: прочіе покинули насъ.

Мой собесдникъ слъ рядомъ со мной, и мы приступили къ ученію. Онъ изложилъ передо мной мудрость былыхъ временъ, вчно-живую и вчно-юную, которая стоитъ незыблемо, когда самая память о расахъ, къ коимъ принадлежали ея первые послдователи, давно исчезла. И подъ вліяніемъ животворящей силы древней науки и вчной истины, сердце во мн снова помолодло и расцвло.

Весь день просидлъ наставникъ въ моей комнат, просвщая меня; а уходя, вечеромъ, коснулся моего чела рукой. Только ложась спать, я сообразилъ, что со вчерашней ночи ничего не лъ и никого, кром своего учителя и его братьевъ, не видалъ; и, однако, я не отощалъ и не усталъ отъ ученія. Положивъ цвтокъ около себя, я легъ и заснулъ безмятежнымъ сномъ.

Проснувшись на другой день, я испуганно вскочилъ съ ложа; мн показалось, будто кто то дотронулся до моего лотоса; но нтъ, я былъ одинъ, и цвтокъ былъ тутъ въ сохранности. На стол, поставленномъ около тяжелой занавси, отдлявшей мою комнату отъ сосдней, я увидлъ молоко и печенье. Наканун, я совсмъ не лъ и теперь обрадовался возможности утолить голодъ. Выпивъ молоко и съвъ печенье, что придало мн новыя силы, я было направился къ ложу съ намреніемъ глубже вникнуть въ суть преподаннаго мн наканун ученія; я зналъ, что эти золотыя смена должны со временемъ принести плодъ въ слав. Но я остановился, какъ вкопанный, и сердце во мн радостно забилось: я вновь очутился въ кругу прекрасныхъ сыновъ Царицы. Мой вчерашній учитель глядлъ на меня и молча улыбнулся; ко мн приблизился другой и, взявъ меня за руку, подвелъ къ ложу. Я остался съ нимъ одинъ на одинъ.

Одинъ ли? Нтъ, ужъ никогда больше не могъ я быть одинокимъ!

Мой новый наставникъ показалъ мн душу мою и сердце во всей ихъ неприглядной нагот, не прикряшенной никакой воображаемой святостью; онъ развернулъ передо мной мое прошлое, которое могло-бы быть такъ прекрасно, а оказалось такимъ нищенски-бднымъ, отвратительно-грязнымъ. Слушая его, я видлъ, что истекшую до настоящаго времени жизнь, я прожилъ, не выходя изъ какого-то полубезсознательнаго состоянія; теперь-же, когда я подъ его руководствомъ какъ бы снова проходилъ жизненный путь, я смотрлъ на содержаніе ея прозрвшими глазами.

Мста, по которымъ мы проходили, были угрюмы и безрадостны, многія — полны ужаса; и теперь мн было ясно, что я былъ опутанъ тми-же чарами, которыми губилъ другихъ, переводя Каменбак магическую книгу духа зла, — ибо подобно прочимъ я жилъ только желаніями и ради удовлетворенія ихъ. Погруженный въ наслажденія и радости, опьяненный окружавшей меня красотой, я многаго не зналъ изъ того, что самъ-же длалъ.

Оглядываясь на прошлое, я начиналъ понимать смыслъ словъ, сказанныхъ мн наканун у калитки Себуа, которыя до того оставались мн непонятны. Да, дйствительно, я былъ общимъ любимцемъ въ храм, но не даромъ: по мр того, какъ мое погрязшее въ наслажденіяхъ тло слабло, мозгъ подвергавшійся рдко прекращавшемуся дйствію волшебныхъ куреній, работалъ все лниве, а умъ бездйствовалъ, охваченный дремотой пресыщенія, связь между началами, входившими въ составъ моего существа, длалась все слабе, и я становился все боле и боле послушнымъ орудіемъ въ рукахъ моей мрачной наставницы. Пользуясь особенными свойствами, вызванными во мн этимъ состояніемъ, она моими, покорными ея вол, устами заявляла о своихъ желаніяхъ рабамъ, отдавшимъ ей все взамнъ возможности удовлетворять свои похоти, либо требовала отъ нихъ тхъ или иныхъ услугъ. Благодаря умнію читать въ мрачныхъ тайникахъ человческой души, она видла ихъ желанія и голосъ мой указывалъ имъ средство осуществить задуманное…