Идиллія Благо Лотоса [Идиллия Белого Лотоса]

У большихъ запертыхъ воротъ тснилась громадная толпа народа въ ожиданіи заключительной церемоніи Великаго праздника, которая должна была имть мсто въ эту ночь въ предлахъ самого храма. Люди такъ жались къ воротамъ, что мн казалось, будто я — среди нихъ. Ища глазами приведшую меня сюда звзду, я увидлъ Царицу Мать, стоявшую рядомъ со мной съ горящимъ факеломъ въ рук, и понялъ, что его то пламя я и принялъ за звзду. Итакъ, привела меня сюда она, свтъ жизни. Она улыбнулась и моментально скрылась; я остался одинъ передъ столпившимся у воротъ народомъ; я, обладавшій безцннымъ сокровищемъ истиннаго знанія, стоялъ передъ погруженнымъ въ мракъ невднія народомъ, пришедшимъ учиться у своихъ жрецовъ…

Тутъ мн вспомнились слова моего брата, вручившаго мн три великія истины, которыя я долженъ былъ провозгласить передъ міромъ, и, возвысивъ голосъ, я заговорилъ…

Волненіе охватило меня и разлилось безбрежнымъ моремъ вокругъ; слова мои, какъ могучія волны бушующаго моря, поднимали меня и уносили куда-то въ даль и въ высь. Я взглянулъ на затаившую дыханіе толпу и при вид горвшихъ восторгомъ глазъ и одухотворенныхъ сознательной мыслью лицъ слушателей я понялъ, что и ихъ подхватилъ и унесъ далеко отъ земли бурный потокъ вдохновеннаго слова. Казалось, сердце во мн росло и ширилось, охваченное божественнымъ огнемъ вдохновенія, которое заставляло меня длиться съ людьми великими истинами, ставшими моими. Затмь, я перешелъ къ тому, какъ искра, упавшая съ факела святости, зажгла мою душу, посл чего я твердо ршилъ вступить на путь служенія истин и мудрости, отказаться отъ роскошной жизни жрецовъ храма и навсегда отречься отъ всхъ желаній, кром тхъ, которыя имютъ отношеніе къ духовной жизни, Я громко призывалъ тхъ, кто чувствовалъ, какъ загорался въ нихъ тотъ же огонь, сдлать первый шагъ на пути самоотреченія теперь-же, живя въ город или деревн; ибо, говорилъ я, изъ того, что люди живутъ на улиц, занимаются куплей и продажей, еще не слдуетъ, что они должны поэтому забыть о тлющей въ нихъ божественной искр, или погасить ее. Я горячо убждалъ своихъ слушателей зажечь костеръ духовнаго подвига и сжечь на немъ низменныя страсти и плотскія желанія, отвращающія ихъ отъ свта истиннаго ученія и толпами приводящія ихъ къ алтарямъ Царицы всяческой похоти…

Тутъ я почувствовалъ, что больше не могу говорить, и замолкъ, охваченный ощущеніемъ какой-то давящей усталости и полнаго изнеможенія; при этомъ я ясно сознавалъ около себя чье то враждебное мн присутствіе, а черезъ нсколько мгновеній я ужъ увидлъ себя окруженнымъ со всхъ сторонъ десятью высшими жрецами, впереди которыхъ стоялъ Каменбака, устремивъ на меня горвшіе фосфорическимъ блескомъ глаза.

Я все понялъ сразу; стоя среди этого тснаго кольца, я собралъ послднія силы и крикнулъ звучнымъ голосомъ:

— Запомни мои слова, народъ Египта! Можетъ быть, никогда ужъ больше теб не внимать голосу пророка матери бога истины. Я исполнилъ порученіе, возложенное на меня богиней, источникомъ твоей жизни. Возвращайтесь теперь по своимъ домамъ, запишите ея слова на долговчныхъ скрижаляхъ, запечатлйте ихъ на камн, дабы грядущія поколнія со временемъ могли ихъ прочесть; повторяйте ихъ безъ устали своимъ дтямъ, чтобы и они знали истину. Идите! Пусть ни одинъ изъ васъ не будетъ свидтелемъ богохульства; имющаго совершиться сегодня ночью въ храм! Жрецы оскверняютъ храмъ богини непорочности безумствами похоти и растлнія, предаваясь низменнымъ желаніямъ, не останавливаясь ни передъ чмъ для удовлетворенія ихъ. Ступайте вс къ себ домой; не преклоняйте слуха ко лживымъ и богохульнымъ рчамъ жрецовъ духа тьмы. Въ сокровенныхъ глубинахъ каждаго человческаго сердца тихо журчитъ источникъ вчной истины; заставьте его бить ключемъ и припадите къ нему!

Тутъ силы окончательно мн измнили: я ни слова больше не могъ произнести, и покорился грозному кольцу жрецовъ, сомкнувшемуся вокругъ меня; чувствуя себя физически разбитымъ, съ опущенной головой, я медленными шагами направился къ храму.

Мы въ полномъ молчаніи поднялись по алле къ центральнымъ дверямъ храма, гд и остановились; Каменбака обернулся назадъ къ алле и сталъ прислушиваться къ чему-то, глядя по направленію къ воротамъ.

— Народъ ропчетъ, — проговорилъ онъ, посл небольшой паузы, и мы вступили въ большой коридоръ. Агмахдъ вышелъ изъ боковой двери и остановился передъ нами.

— Да, такъ вотъ какъ? — произнесъ онъ какимъ-то страннымъ измнившимся голосомъ: очевидно, при одномъ взгляд на остановившуюся передъ нимъ группу онъ сразу понялъ, что случилось. — Что же намъ теперь длать? — обратился къ нему Каменбака: — Вдь, онъ выдаетъ тайны храма и возбуждаетъ народъ противъ насъ.

— Онъ долженъ умереть! — отвтилъ Агмахдъ: — это будетъ, несомннно, крупная потеря для храма; но онъ становится слишкомъ опасенъ для насъ. Такъ-ли я говорю, братья?

Негромкій гулъ, въ которомъ слышалось одобреніе, перешелъ отъ устъ къ устамъ и показалъ Агмахду, что вс голоса были за него.