Идол, защищайся! Культ образов и иконоборческое насилие в Средние века

Но можно ли унижать святых? Вопрос о легитимности таких практик был поднят на Тринадцатом Толедском соборе, созванном в вестготской Испании в 683 г. Он осудил клириков, которые от обиды и злобы на кого-то осмеливаются срывать с алтарей покровы, накрывают их траурными тканями, гасят светильники и прекращают службы. Те, кто не получит за это прощения у своего иерарха, должны быть лишены сана. Однако этот запрет был тут же смягчен. В уважительных случаях, когда клирики прибегают к подобным методам, противостоя врагам или чтобы отвратить угрозу для веры, их действия диктуются не дерзостью, а смирением и потому допустимы[286].

В раннем Средневековье почтительная угроза, как правило, была обращена не к изображениям святых, а к их мощам. Именно они обеспечивали присутствие небесных патронов в этом мире и служили вместилищами их силы. Лишь в IX–XI вв. на Западе, как и на Востоке, стал утверждаться культ образов. В отличие от православного мира, где главным проводником сакрального служила икона — изображение, написанное красками на доске, в католическом мире к северу от Альп эту роль приобрели трехмерные образы — распятия и статуи святых. Вслед за мощами они стали восприниматься как средоточие virtus — через них можно было вступить в контакт с небесами, от них ждали чудес[287]. Потому, стремясь наказать святых-заступников за равнодушие или принудить их к помощи, к ним тоже начали применять меры принуждения. Те церковные практики, которые описывает Гири, официально подразумевали не физическое, а символическое воздействие. Раки с мощами или распятия лишали полагающихся им почестей, покрывали терниями, но не били. Или, что вероятно, били, но такие приемы не вписывались в легитимные рамки ритуала, а потому — как неподобающие для клириков — не фиксировались источниками.

К силовому давлению на святыни прибегали не только монахи или каноники, но и миряне. Например, в восьмой книге «Чудес св. Бенедикта», составленной бенедиктинцем Раулем из Туртье (ум. 1122), рассказывается об Аделарде — управляющем одного далекого владения аббатства Сен-Бенуа-сюр-Луар (Флёри). Вместо того чтобы защищать местных крестьян, Аделард их всячески притеснял. Однажды одна из женщин, стремясь найти на него управу, прибегла к крайнему средству. Отправившись в церковь, она сорвала с алтаря покров и принялась хлестать камень, словно это был сам святой (increpans quasi praesentem patrem Benedictum): «Дряхлый Бенедикт, сонный лентяй, что же ты делаешь? Неужели спишь? Почему ты подвергаешь своих слуг таким несправедливостям?»[288]

«Силовая» молитва подействовала, и Господь покарал Аделарда. Однажды, спасаясь от врагов, он несся на лошади и случайно вонзил себе в горло копье. Как монахи или каноники, взывавшие к своему небесному патрону, в этой и аналогичных историях миряне прибегают к помощи небесного покровителя. Ведь женщина жила в землях св. Бенедикта, а значит, принадлежала к его «семье» (familia sancti Benedicti). Церкви, монастыри и их владения считались собственностью того святого, которому были посвящены. И клирики регулярно напоминали об этом, обличая своих обидчиков — от церковных воров до хищных баронов, которые покушались на церковные земли[289]. При этом женщина не ограничивается мольбой, а применяет прямое физическое воздействие и требует, чтобы святой пробудился и пришел им на помощь. Показательно, что Рауль из Туртье, монах Флёри, не осуждает поступок отчаявшейся крестьянки и не называет его святотатством. Небесная кара падает не на нее, а на злодея Аделарда, который вынудил ее прибегнуть к столь радикальному средству[290].

Похожая история рассказывается в «Чудесах св. Кале Аниольского» — отшельника, поселившегося в VI в. в окрестностях Ле-Мана. Сервы, жившие во владениях его монастыря, оказались обижены местным бароном. Проникнув в церковь своего покровителя, они принялись со слезами ему молиться, а потом, сорвав покров, стали хлестать алтарь, упрекая патрона в том, что он их не защищает, а спит, о них позабыв (Cur hic obdormiscens nostri oblivisceris). Прибежавший на шум сторож выгнал их из церкви. Однако святой помог, и вскоре злодей, который их притеснял, упал с лошади и сломал себе шею[291].

Св. Николай, иудей и грабители

Если войти в собор Нотр-Дам в Шартре через западный портал, а потом, пройдя вглубь нефа, у одного из витражных окон поднять голову, то в самом верху можно увидеть сцену, где человек в красной тунике и зеленом колпаке замахивается плетью на золотую статую святого, стоящую на невысокой колонне. Если пройти еще дальше, в одну из капелл на восточной оконечности храма, то этот сюжет появится вновь, только теперь сечь будут не трехмерный, а плоскостной образ — икону (рис. 88)[292].

Рис. 88. Иудей избивает образ св. Николая.

Витражи в нефе (сверху) и в деамбулатории (снизу) Шартрского собора, 1210–1235 гг.