Идол, защищайся! Культ образов и иконоборческое насилие в Средние века

Увидев чудо, бейрутские иудеи собрали эту жидкость и попробовали дать ее своим больным единоверцам. Слепые тотчас прозрели, паралитики встали, а мертвые начали восставать из могил. Тогда глаза иудеев открылись, и многие из них обратились в христианство.

Эта история приобрела особое значение в эпоху противостояния между византийскими иконопочитателями и иконоборцами. Известие о чуде, призванное продемонстрировать силу христианского образа, было публично прочитано во время Седьмого Вселенского собора (787), который противостоял критикам икон. С христианского Востока история о бейрутском распятии пришла на Запад. Там в память об этом чуде даже появился особый праздник — Страсти образа Господня (9 ноября). Многие храмы (Пизанский собор, собор Сан-Марко в Венеции, Сент-Шапель в Париже) в разные времена претендовали на то, что у них хранится ампула с чудесной кровью, пролитой бейрутским распятием, и вокруг нее возник пламенный культ. В католическом мире бейрутская история стала матрицей для многих аналогичных обвинений в адрес иудеев и новых рассказов о чудесах, сотворенных другими образами, которые (якобы) подверглись атаке с их стороны. Если в греческой версии иудеи атаковали икону, на Западе ее стали заменять на привычный там образ распятого — скульптуру.

В отличие от избиения св. Николая, любая агрессия против образов Христа в таких историях однозначно интерпретировалась как преступление, совершенное из ненависти к Спасителю и христианской вере. Здесь же иноверец хлещет плетью образ святого за то, что тот не оправдал возложенных на него ожиданий, и его ждет не наказание, а двойная награда: св. Николай возвращает ему похищенное сокровище, а крестившись, он получает шанс спасти свою душу.

Первоначальная цель иноверца (язычника или иудея) как персонажа истории — сохранить свое добро. Цель самой истории — как чуда в составе жития св. Николая или как изображения на витраже, алтарной панели или миниатюре в рукописи — в том, чтобы прославить силу христианского образа; показать, что святой, действующий через него, готов снизойти даже к тем, кто в него (еще) не верит, пусть и доверяет ему охрану своего имущества, и, приведя иноверца к крещению, продемонстрировать торжество христианства над любым иноверием. Финал a posteriori оправдывает радикальные средства, которые главный герой применил к иконе или статуе. Потому насилие над образом св. Николая так часто — и без всякого осуждения — изображали в циклах его чудес (рис. 91)[297]. Избиение небесного заступника приводит к обращению того, кто на него покусился.

Рис. 91. Фрагменты миниатюры с историей св. Николая: иудей поручает св. Николаю охранять свой дом; воры грабят его; иудей наказывает статую святого, стоящую на пустом сундуке.

Часослов. Фландрия, 1500–1510 гг.

Oxford. Bodleian Library. Ms. Douce 112. Fol. 160

Образ как заложник

В XIII в. в церковной проповеди множатся сюжеты, где к похожим методам прибегают не иноверцы, а христиане — и никто их за это не осуждает. Цезарий Гейстербахский в «Диалоге о чудесах» поведал историю, которую я уже кратко упоминал в первой части. В часовне замка Фельденц стояла древняя, грубо исполненная, но наделенная большой силой статуя Девы Марии с младенцем (рис. 92). Жившая в крепости дама по имени Ютта горячо ее почитала. Однажды, когда ее трехлетняя дочь, жившая у кормилицы в соседней деревне, вышла поиграть, ее в лес утащил волк. Узнав об этом, Ютта бросилась в часовню, отняла у Мадонны младенца Христа и в слезах прокричала: «Госпожа, вы не получите собственного ребенка, покуда не возвратите мне моего». Вскоре девочку нашли живой, и Ютта с благодарностью вернула Деве Марии ее младенца[298]. Эту историю, по словам Цезария, ему рассказал Герман — аббат монастыря Мариенштатт, узнавший о происшедшем из уст самой Ютты.

Рис. 92. Мы, конечно, не знаем, как выглядела статуя из Фельденца. Поскольку в начале XIII в. ее воспринимали как древнюю и грубую, возможно, она была похожа на эту деревянную фигуру, созданную в Бургундии почти за век до того. Дева Мария восседает на престоле, а у нее на коленях сидит Христос, который благословляет человечество. Такой иконографический тип известен как Sedes sapientiae — «престол мудрости». Голова Иисуса не сохранилась — кто-то ее отломал.

Дева Мария с младенцем. Бургундия, ок. 1130–1140 гг.

New York. The Metropolitan Museum of Art. № 47.101.15