Идол, защищайся! Культ образов и иконоборческое насилие в Средние века

Однако в какой-то момент Вильгельм без всякого осуждения поведал о том, как его собратья-каноники отхлестали чудотворный образ, чтобы добиться от него помощи. В праздник св. Андрея в монастырь заглянул некий человек. Когда все братья были в трапезной, он пробрался в церковь и украл серебряный сосуд для лампады, горевшей перед образом Богоматери. Каноники были очень опечалены и возмущены. Некоторые из них, взяв бич, отхлестали милостивую Деву Марию, «словно упрекая ее за то, что она плохо охраняла свой дом». Как сказано в тексте, они поступили так же, как некогда иудей, отхлеставший образ св. Николая, когда тот не уберег добро, оставленное на его попечение. После этого святой, словно сам почувствовал удары, нанесенные его образу, смилостивился над иудеем и вернул ему пропавшее. Так и в этот раз Дева Мария принудила вора явиться с повинной и возвратить украденное. История об иудее превратилась в модель для подражания. Само бичевание статуи Девы Марии Вильгельм описывает как понятную реакцию отчаявшихся каноников. Не в силах сами вернуть украденное, они пытаются так умилостивить свою небесную покровительницу (beattissima virgo a suis implorata)[313].

Откуда каноники знали историю об иудее и св. Николае? Скорее всего, они читали ее в «Золотой легенде», а может, вдобавок видели, как иноверец хлещет провинившуюся статую, на каком-то алтарном образе. До наших дней изображения этой сцены сохранились, к примеру, в нескольких словацких храмах: в церкви св. Николая в Прешове (1495–1505), церкви св. Эгидия в Бардеёве (1505) и церкви св. Николая в Липтовски-Микулаше (1520–1530)[314]. Николая Мирликийского почитали по всему католическому миру, а обращение иудея было одним из его популярных чудес.

Практики наказания и шантажа святых прекрасно дожили до Нового времени, а где-то и до XX в. Однако в какой-то момент отношение к ним со стороны церковных иерархов и богословов явно стало ужесточаться. Их начали критиковать, ограничивать, а порой и вовсе запрещать как суеверие, богохульство или святотатство. Попробуем разобраться в том, как и когда это произошло. А для этого нам придется вернуться назад — в XIII в.

Неприкасаемые святыни

В 1274 г. папа Григорий X открыл Второй Лионский собор, призванный заключить унию с православной церковью, организовать новый крестовый поход в Святую землю и урегулировать процедуру выбора папы коллегией кардиналов. Одно из решений, принятых на соборе, касалось унижения святынь. Иерархи потребовали, чтобы в дальнейшем каноники, прежде чем приостанавливать общественные богослужения (cessatio a divinis), письменно извещали того, против кого эта мера направлена, о своем решении и его канонических основаниях. При этом унижение распятий и статуй святых (когда их снимали с алтарей, клали на землю и опутывали терниями) вовсе было запрещено — как «гнусное злоупотребление и ужасное неблагочестие»[315].

Патрик Гири связывает это решение прежде всего с административной централизацией католической церкви. В ту эпоху папы, превратившись в могущественных монархов, стремились подчинить себе все стороны церковной жизни, например канонизацию новых святых. Столь мощный инструмент, как шантаж небесных патронов, тоже следовало поставить под контроль иерархии или вовсе отобрать у духовенства[316].

Кроме того, как отличить почтительное унижение от оскорбительного святотатства? Как гарантировать, что причины, побудившие клириков к такому давлению, действительно уважительны, а их дело правое? И, главное, как пресечь злоупотребления сакральными предметами и ритуалами, которые нередко используют для наведения порчи? Ведь история борьбы с непочтительностью к мощам, распятиям и статуям святых смыкается с историей борьбы против колдовства. В XII в. болонский юрист Грациан составил монументальный свод канонического права под названием «Согласование противоречивых канонов» или просто «Декрет». В одной из глав он осудил священников, которые снимают покровы с алтарей, тушат свечи и служат по своим недругам заупокойные мессы, чтобы им навредить. Он говорил не о почтительном принуждении святых, а о вредоносном колдовстве (maleficia)[317]. Однако этот фрагмент «Декрета» частично воспроизводит решение 17-го Толедского поместного собора (694), который как раз регламентировал приостановку служб и унижение реликвий в ходе личных конфликтов и коллективных бедствий[318].

Решение Второго Лионского собора формально касалось только каноников, а единственный метод унижения, который в нем упоминался, состоял в том, что святыни, сняв с алтарей, кладут на землю и покрывают терниями. Однако позже на местах, в епархиях, запреты стали конкретизировать. Например, в 1289 г. Раймон Кальмон д’Ольт, епископ Родеза, осудил клириков, которые во время жары или гроз злоупотребляют святыми образами. Кресты или статуи не только унижают, но и подвергают бичеванию, ломают, пронзают или кидают в воду[319].