Идол, защищайся! Культ образов и иконоборческое насилие в Средние века

Во многом это было связано с тем, что церковная проповедь стала все активнее проникать в бескрайний крестьянский мир. А он был христианизирован гораздо слабее городов. Там, вдали от крупных монастырей, соборных школ и университетов, в христианский культ нередко вплетались элементы древних: римских, кельтских, германских — верований и практики, которые ученое духовенство осуждало как ложные, вредоносные и несовместимые с истинным благочестием. Стремясь установить контакт с невидимыми силами и заручиться их помощью, люди — в том числе и сельские клирики — часто шли не теми путями, которые предписывала Церковь. Ставили свечи перед статуями святых в храме, а потом отправлялись с дарами к почитаемому источнику; во время болезни читали положенные молитвы, но заодно обращались к местному знахарю; как положено, причащались на Пасху, но пытались не проглотить гостию, а вынести ее во рту из церкви и сохранить — как могущественный амулет.

Как сформулировал историк Стюарт Кларк, «суеверие — это ключевой концепт в истории культуры раннего Нового времени. <…> Вслед за св. Августином и св. Фомой Аквинским клирики, которые возглавляли великие реформаторские движения, видели в суеверии одну из самых опасных религиозных трансгрессий (а может, и самую пагубную из них). Суеверие считалось противоположностью истинного религиозного культа… Многие протестанты полагали, что именно этот грех в эпоху Ветхого Завета разрушил особые отношения между Богом и его народом. <…> Одновременно с этим концепт суеверия служил культурным оружием, которое люди Церкви обращали против народных масс (и, конечно, против своих конкурентов из среды духовенства). С помощью этой категории многие внешне рутинные действия и высказывания простых людей, а также категории и верования, которые определяли их опыт, изобличались как бессмыслица. <…> Используя понятия, кодифицированные Фомой Аквинским в „Сумме теологии“, католические казуисты выделяли два широких типа суеверия. Первый подразумевал служение истинному Богу, но в неподобающих или неверных формах, второй — служение ложному Богу в формах, подобающих только истинному. Первый из этих типов было принято делить на cultus falsus и cultus superfluis».

К «ложному культу» относили случаи, «когда Господа славят с помощью неправильных церемоний (унаследованных от Закона Моисеева или обычаев неверных и еретиков) либо церемоний, опирающихся на ложные реликвии и чудеса». «Избыточный культ» подразумевал, что верующие «идут дальше того, что принято и официально утверждено в литургии Церкви, например умножая число ритуалов или самовольно приписывая особое значение конкретным деталям ритуала… Фома Аквинский предостерегал против непропорционального внимания к „внешним формам“, которые не имеют отношения к внутренней духовной сущности». Протестантские теологи, само собой, распространили эту критику на всю католическую религию[325].

Авторы трактатов о суевериях, университетские теологи или пастыри-практики, ставили перед собой цель выправить или искоренить формы народной религиозности, которые не вписывались в рамки официального благочестия. Их ужасало то, что клирики и миряне так непочтительно относятся к святыням и активно занимаются колдовством, а церковные таинства, ритуалы, изображения и другие священные предметы часто используют в магических целях. Проповедники и реформаторы стремились поставить доступ к сакральному под жесткий контроль духовенства. И многие практики, на которые Церковь веками закрывала глаза или сама когда-то внедряла, были объявлены вне закона[326].

Кроме того, очень важно, что на исходе Средневековья в католической церкви утвердилось представление о том, что любое колдовство — это тяжкое духовное преступление и служение дьяволу; что шабаш, на котором ведьмы и колдуны поклоняются нечистому, не галлюцинация, которой бесы дурят легковерных, а реальность; что при помощи демонов ведьмы и колдуны действительно способны насылать порчу на других людей, целые города и королевства; что служители Сатаны объединены в секту — темную анти-Церковь, которая стремится низвергнуть Церковь Христову. Эти представления стали идейной основой для массовой охоты на ведьм, которая продолжалась в Европе с XV до XVII в., а где-то — до XVIII в.[327] В эпоху, когда колдовство начали воспринимать как сговор с дьяволом и угрозу для всего христианского общества, отношение к любым злоупотреблениям священными предметами резко ожесточилось.

Если в Родезских статутах, составленных в конце XIII в., избиение или утопление святых образов было названо «ужасным злоупотреблением», то Андосилья два века спустя объявил подобные практики суеверием и святотатством. Более того, его трактат, посвященный критике суеверий (от дивинации и любовной магии до веры в благоприятные и неблагоприятные дни), как раз начинается с о(б)суждения шантажа святых.