В глазах протестантов шантаж святых через их образы казался пережитком язычества и смехотворным безумием. В 1667 г. в Женеве вышла книжка кальвинистского пастора Пьера Мюсара под длинным названием «Соответствие церемоний современных и древних, где… доказывается, что церемонии Римской церкви заимствованы у язычников». Пересказав Бодена, автор привел несколько похожих историй, заимствованных из других источников. По его словам, в разных концах Германии, если в праздник св. Павла и св. Урбана Лангрского (патрона виноградарей, защитника от заморозков и бурь) случается плохая погода, их изображения бросают в реку; во Франконии виноградари в праздник св. Урбана ставят на площади стол, а на него статую святого — если погода хорошая, они коронуют ее цветочным венком, а если плохая — закидывают грязью[334]
.Тридцать лет спустя в Амстердаме вышел иллюстрированный памфлет, разоблачавший пороки католического духовенства. В сатирической галерее монахов-обжор, пьяниц, прелюбодеев, обманщиков и скопидомов фигурирует и некий «отец-португалец». На гравюре уродливый францисканский монах хлещет плеткой статуэтку Антония Падуанского — проповедника-францисканца и самого популярного португальского святого, требуя явить чудо (рис. 100).
Рис. 100. Гравюра из книги «Падение христианской морали из-за злоупотреблений монашества» (Амстердам, 1695).
Католический ответ на протестантскую критику культа изображений и волны иконоборчества был двояким. С одной стороны, Рим встал на защиту своих традиций и — вслед за Седьмым Вселенским собором 787 г. — провозгласил древнюю доктрину о том, что честь, воздаваемая образам, восходит к их небесным прообразам. С другой — многие богословы и иерархи понимали, что культ святых и их «портретов» нуждается в реформе — только не извне, а изнутри. Его подобает очистить от суеверий, догматически или морально сомнительных сюжетов и практик. Основные идеологические ориентиры были сформулированы в 1563 г. на последней, 25-й сессии Тридентского собора. Процитируем его решение почти целиком:
«Изображения Христа, Пресвятой Девы и других святых следует иметь и держать в храмах, воздавая им должную честь и поклонение, не потому, что в них присутствует некая божественность и сила, ради которой они почитаемы, и не потому, что к ним следует обращаться с мольбами или полагать в них веру, как возлагали некогда язычники надежду свою на идолов; но поклонение, которое воздают этим образам, относится к первообразу, в них изображенному. Так через иконы, которые мы целуем, перед которыми обнажаем голову и преклоняем колени, мы поклоняемся Христу и почитаем святых, подобие которых они представляют. <…>
Пусть епископы также усердно наставляют в следующем: с помощью картин или иных изображений, передающих историю таинства нашего Искупления, народ назидается и укрепляется в ежедневном воспоминании догматов веры. <…>
Если в эти святые и спасительные обряды прокрадется некое злоупотребление, Святому Собору угодно совершенно уничтожить таковое, дабы не было никаких изображений, вводящих ложное учение и дающих невеждам повод к заблуждению.
Если же для пользы неученого народа истории и рассказы из Священного Писания получают видимое изображение, то пусть народ научают, что в этих изображениях не предстает Божество так, будто оно может быть увидено телесными очами или представлено в телесных образах и красках.
В молитвенном призывании святых, почитании мощей и употреблении образов да будет впредь устранено всякое суеверие, уничтожена всякая корысть, удалена всякая фривольность; пусть не создаются и не украшаются изображения с похотливым изяществом, пусть празднование памяти святых и посещение мощей не побуждают людей к кутежам и попойкам, как будто дни почитания святых следует праздновать с похотью и разнузданностью.
Наконец, в этом отношении епископам следует проявлять такую осмотрительность и заботу, чтобы не допустить никакого бесчинства, превратности или смущения, ничего кощунственного и недостойного, ибо „Дому Господню подобает святость“ (Пс. 92:5).
Сие Святой Собор устанавливает для соблюдения верными: никому не позволительно ни в каком месте, ни в какой церкви, даже обладающей правом экземпции, помещать или заботиться о помещении необычного изображения, если оно не будет одобрено епископом»[335]
.Католические иерархи стремились намного четче, чем в прошлом, отделить низкое от высокого, сакральное от профанного — это касалось как церковного пространства, так и сюжетов изображений; призывали поставить церковное искусство и все связанные с ним практики под контроль со стороны иерархии[336]
; стремясь пресечь суеверные злоупотребления, напоминали верующим о том, что в образах нет собственной силы, а поклонение, которое им воздают, на самом деле (должно быть) адресовано Господу[337].