Идол, защищайся! Культ образов и иконоборческое насилие в Средние века

Иконам горячо молятся, иконы унижают или разносят в щепки (вспомним пословицу «Взять боженьку за ноженьку, да об пол»). Немецкий ученый Адам Олеарий и английский врач Сэмюэл Коллинс, побывавшие в Московии в XVII в., рассказывали о том, как некий русский во время пожара выставил против огня «своего Миколу» и стал молиться. Однако, когда это не помогло, бросил икону в пламя со словами «Если ты нам не желаешь помочь, то помоги себе сам и туши» (Олеарий) или «Ну черт» (Коллинс)[350]. Столь гремучую смесь упования и насилия порой представляют как уникальную черту православия с его «обожествлением» иконы. Историки видят его истоки в византийском богословии образа, пережитках древнего славянского язычества или, скорее, в их взаимопроникновении[351].

Однако специфику восточного христианства тут не стоит преувеличивать. Аналогичные практики веками существовали и в католическом мире[352]. В Московии и в Российской империи иконы величали «богами». Нечто подобное мы встретим, к примеру, в колониальной Мексике. Там крестьяне из обращенных индейцев (но явно не только они) служили святым покровителям своих деревень, приносили им дары и строили вокруг их фигур свою коллективную идентичность. По формулировке Сержа Грузински, индейцы-католики, как их предки в доколумбовы времена, «не проводили различия между святым и его изображением»[353]. Если образы отказывали в помощи, их бичевали — и такие свидетельства зафиксированы еще в XX в. Норвежский путешественник и этнограф Карл Софус Лумхольц (1851–1922) писал о том, что в городе Туспане в 1890-х гг. местные жители избивали святых, если те их не слышали. А в 1925 г. экспедиция из Университета Тьюлейна (Новый Орлеан) добралась до штата Чьяпас в Южной Мексике. В одной из деревень исследователи узнали, что, когда случается дурной год, индейцы избивают своего небесного патрона — св. Мартина. Из-за этого статуя уже потеряла нос и оба уха[354].

В XIX в. консерваторы, либеральные и революционные режимы, а также сама католическая церковь тщетно стремились искоренить «языческие» и «идолопоклоннические» формы народного католицизма. В этом усердные священники-реформаторы сходились с их оппонентами-антиклерикалами. Однако мексиканская фольклорная культура успешно сопротивлялась усилиям просветителей, которые угрожали ее идентичности[355]. Как и в Европе, в Новом Свете практики, которые некогда допускались и даже легитимировались духовенством, чтобы искоренить дохристианские культы и доказать верующим, сколь могущественны и милостивы святые, со временем оказались вытеснены на социальную и географическую периферию, но не исчезли.

Часть IV. Протестантское иконоборчество: смех и насилие

Городок Сен-Валери-сюр-Сом в Пикардии. Вступив в конфликт с местным аббатством, мэр и советники организовали вокруг церкви, где укрылись монахи, пародийную процессию, подожгли врата храма и поднесли к огню образ Девы Марии и Иоанна Евангелиста. Прежде чем его сжечь, кто-то из осаждавших насмешливо бросил Богоматери: «Согрейся, несчастная»[356]. Если не знать, что дело происходит в 1232 г., можно решить, что мы в XVI в., на дворе Религиозные войны, а мэр с подручными — гугеноты-иконоборцы. Однако это совсем не так. Многие формы десакрализации католических образов, которые мы так хорошо знаем по истории Реформации, не были протестантским изобретением. Их корни глубже — в Средневековье.

Историки Реформации часто противопоставляют два типа атак против католических изображений: традиционное святотатство (рис. 102, 103) и новое, идеологически мотивированное иконоборчество (рис. 104, 105)[357]. В этой системе координат святотатство обычно описывают как эмоциональный выпад, за которым не стоит искать (и до появления иконоборческих движений обычно никто не искал) какого-либо подрывного послания, а иконоборчество — как фронтальную атаку против католического культа образов и всех связанных с ним практик спасения. Святотатцы обычно действовали в одиночку, и у них не могло быть последователей. Иконоборцы же, начав с одиночных выпадов, постепенно перешли к коллективному — и все более демонстративному — действию. Святотатство (если вынести за скобки безумцев) — это жест отчаяния, месть конкретному святому или выпад в адрес духовенства. Иконоборчество — вызов, демонстративно брошенный всему господствующему религиозному, а значит, и политическому порядку. Формы физической и словесной агрессии против фигур Христа, Богоматери и святых очень похожи, а порой идентичны. Цели и установки — разные.

Рис. 102. Св. Екатерина Сиенская (1347–1380) молится о спасении души Андреа Наддини — богача, игрока и богохульника. В 1370 г. он тяжело заболел и в гневе бросил в огонь образ с изображением Богоматери и святых. В трактовке этой немецкой миниатюры он кидает в огонь распятие, а в костре уже лежит какая-то другая статуя.

Житие св. Екатерины Сиенской. Германия, вторая четверть XV в.