Иконоборцы раскупоривали бочки с вином и устраивали у алтарей или на алтарях пиршества. Пьянство, обжорство и насилие соединяли карнавал с бунтом. Стремление поживиться и выпить соединялось с ненавистью к жирному духовенству, а порой и всем господам. Пьяная вольница превращалась в один из инструментов десакрализации разоренных церквей, символический реванш над клиром и его привилегиями[372]
. Иконоборчество — это знаменатель множества различных устремлений или революционный жест, призванный максимально поднять ставки в конфликте и отрезать дорогу назад, к прежнему религиозному и политическому порядку[373].Кроме того, нельзя забывать, что в своей борьбе с Римской церковью и ее практиками спасения протестанты атаковали и уничтожали не только изображения, но и множество предметов, связанных с богослужением и другими католическими практиками: литургическую утварь, реликварии и дарохранительницы, крещальные купели, священнические облачения, богослужебные рукописи и печатные книги, надписи с текстами молитв, надгробия (клириков или знатных господ, которых они считали врагами) и сами церковные стены — от часовен до соборов. Как подчеркивает американский медиевист Кэролайн Уокер Байнум, еще бóльшую ненависть, чем иконы и статуи, у многих протестантов вызывали мощи святых и особенно гостии, в которых, на взгляд католиков, незримо пребывал сам Господь[374]
. Потому термин «иконоборчество» (по-английскиПокушение на св. Антония
В 1576 г. в Париже в типографии Гийома Мерлена, расположенной рядом с церковью св. Варфоломея, вышла тоненькая книжица с длинным названием: «История о том, как трое солдат были чудесным образом наказаны Богом за злодеяния, насилия, дерзости и оскорбления, а заодно гнусное богохульство в адрес образа господина святого Антония» (рис. 107)[376]
. На шести страницах анонимный автор поведал читателям об очередном чуде, только что случившемся в их королевстве, недалеко от города Шатийон-сюр-Сен, что в Бургундии (рис. 108)[377].Рис. 107. «История о чуде, свершившемся над тремя солдатами, которых Господь покарал за их злодеяния, насилия, дерзости и непотребства… против образа св. Антония» (Париж, 1576).
Рис. 108. Шатийон-сюр-Сен. Открытка начала XX в.
Незадолго до этого герцог Франсуа Алансонский, поддержав гугенотов, выступил в очередной религиозной войне (1574–1576) против своего брата короля Генриха III (1574–1589). Чтобы добиться мира, государь был вынужден подписать Эдикт в Болье (6 мая 1576 г.), который даровал гугенотам невиданную ранее свободу культа (кроме Парижа и королевских резиденций) и контроль над некоторыми городами. Семьи жертв Варфоломеевской ночи (24 августа 1572 г.) получили назад свое имущество и право не платить налоги в течение шести лет. Генрих де Бурбон, принц Конде — один из лидеров протестантов, — был назначен губернатором Пикардии. Герцог Алансонский получил в потомственное владение богатые провинции Анжу, Турень и Берри. В ответ ультракатолическая партия, возмущенная такими уступками еретикам, создала в Пикардии первую Лигу, призванную дать отпор ереси и восстановить привилегии Церкви. Франсуа, теперь герцог Анжуйский, отправился в земли, которые ему еще не были официально переданы. В его небольшом войске было множество гугенотов. 5 июня его отряды вступили в Шатийон[378]
.Версия 1576 г.
Здесь и начинается вся история. Как рассказывает неизвестный автор новостного листка, 21 июня в деревне Суси, неподалеку от города, трое солдат от нечего делать принялись куражиться над каменной статуей св. Антония Великого, украшавшей фасад местной церкви (рис. 109). Насмехаясь над ней, они потребовали, чтобы святой, если в нем заключена какая-то сила, тотчас ее явил и защитил себя. После этого они атаковали статую алебардами и принялись стрелять в нее из аркебуз. Один из выстрелов попал Антонию в лицо, между нижней губой и подбородком. Как только это случилось, тот солдат, который выпустил пулю, воскликнул «Я горю!» и упал на землю, а у него во рту, ровно там, куда он поразил статую, вспыхнуло пламя. Второй, чтобы спастись от такого же огненного наказания, бросился в реку и утонул. Третьего, сгоравшего в лихорадке, отнесли в один из соседних домов. Его родные и друзья-католики позвали священника, который, в присутствии толпы горожан и солдат, отслужил перед оскверненным образом св. Антония мессу, прося Господа помиловать провинившегося. Вскоре тот очнулся и покаялся в своем преступлении[379]
.