Идол, защищайся! Культ образов и иконоборческое насилие в Средние века

Как в шатийонской истории, так и во множестве других описаний иконоборческих действ глумливое испытание идола становится прологом к его «убийству». Превращаясь в груду камней, деревянный обрубок или кучку пепла, он раскрывает свою подлинную суть, возвращается в царство материи, к которому исходно принадлежал, делает зримой свою пустоту. В одних случаях иконоборец просто отбивает статуе голову молотком или кидает ее в костер, в других разворачивает вокруг нее сложное действо — цель все равно одна. К идолу обращаются — он хранит молчание; от него требуют защищаться — он остается недвижим; его атакуют или расчленяют, словно он был живым телом, — он «оказывается» куском дерева или камня. В некоторых протестантских памфлетах, например в «Жалобе бедных и несправедливо преследуемых идолов и храмовых образов» (ок. 1530), истуканы сами свидетельствуют о том, что они лишь жалкие обломки (рис. 131)[505].

Конечно, сводя католические образы святых к их материальности, протестанты-иконоборцы словом и делом актуализировали обличения идолов, звучавшие в Ветхом Завете, а также антиязыческий дискурс апологетов христианства и отцов церкви (рис. 132). В первые века нашей эры те обличали безбожную пустоту римских статуй и смеялись над глупцами, которые ожидают помощи от каменных или металлических истуканов, созданных руками человека[506].

Рис. 131. Иконоборцы очищают церковь от идолов. Они кирками атакуют статуи святых и распятия, сбрасывают их на пол и кидают в костер. В тексте, который сопровождает гравюру, церковные образы жалуются, что люди сами превратили их в идолов, а теперь уничтожают. При этом они продолжают поклоняться более могущественным идолам: деньгам, яствам и сладострастию. Эта гравюра следует учению Лютера. В отличие от более радикальных иконофобов, он проповедовал, что образы сами по себе не хороши и не плохи. Важно, как их используют: поклоняются им или нет; идолы, которые заключены в душе человека (например, страсть к деньгам), опасней, чем внешние идолы — истуканы. Потому на этой гравюре справа от церкви Шён изобразил богача с набитым кошелем. К нему льнут две женщины, а перед ним стоит слуга с кувшином вина. Странный предмет, который выходит из глаза богача, — это бревно. Оно напоминает о призыве Христа: «Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить. И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь? Или как скажешь брату твоему: „дай, я выну сучок из глаза твоего“, а вот, в твоем глазе бревно? Лицемер! вынь прежде бревно из твоего глаза, и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего» (Мф. 7:1–5).

Эрхард Шён. Жалоба бедных и несправедливо преследуемых идолов и храмовых образов, ок. 1530 г.

Nürnberg. Germanisches Nationalmuseum. № H7404

Рис. 132. Эта сцена высмеивает греховную материальность католического культа. Первое, что бросается в глаза, — отталкивающее уродство клириков и мирян. Но не менее важно то, что церковь буквально ломится от изображений, богослужебной утвари, вотивных фигурок и прочих инструментов спасения. Храм заполонили торговцы индульгенциями, паломническими значками, освященными свечами и т. д. Справа на алтарном образе, перед которым священник причащает паству, изображены орудия Страстей — Arma Christi. Однако в центре вместо Христа или его символа — агнца изображен осел, волк или какой-то еще зверь — явный намек на хищность, алчность и лицемерие духовенства.

Робер де Боду. Сатира на католическую церковь, 1605 г.

Amsterdam. Rijksmuseum. № RP-P-OB-78.828

В различных книгах Ветхого Завета множество раз повторяется, что статуи ложных божеств бессильны потому, что мертвы; они слепы, немы, глухи и бездвижны; это всего лишь творение рук человеческих; «совершенная пустота», претендующая на поклонение, а поклонение им — безумство: «И будете там служить богам, сделанным руками человеческими из дерева и камня, которые не видят и не слышат, и не едят и не обоняют» (Втор. 4:28)[507].

Христианские апологеты и первые учителя Церкви перенесли ветхозаветные обличения рукотворной пустоты на греко-римское многобожие и изображения божеств, которые населяли империю. Они «не уставали твердить, что мертвая, инертная и неодушевленная материя, которая обретает форму подобия усилиями и соблазнительным умением мастера, остается неживой и, следовательно, неподлинной»[508].

Во времена поздней Римской империи христиане, критикуя языческий культ, следовали двум взаимодополняющим стратегиям. Они утверждали, либо что статуи богов мертвы и пусты (поскольку эти боги не существуют), либо что вместо богов в языческих истуканах обитают демоны, которые творят ложные чудеса, приводят идолов в движение и пророчествуют их устами. Служение идолам — это либо безумие и культ рукотворной пустоты, либо служение Сатане, а чаще и то и другое одновременно[509].