Идол, защищайся! Культ образов и иконоборческое насилие в Средние века

Идейный протестант-иконоборец разбивает католическое распятие или статую кого-либо из святых, чтобы продемонстрировать пустоту и бессилие идола; католик, озлобленный тем, что вышние силы ему не помогли, — чтобы отомстить той силе, которая в этом образе заключена. Первый стремится низвергнуть систему в ее основаниях: для него католический культ образов — это идолопоклонство; второй ее признает и гневается лишь на то, что она не сработала в его случае. Однако не склонны ли к таким наказаниям те, кто и так не уверен в силе святых или эффективности образов?

Граница между минутной досадой на то, что небесный патрон не помог, и сомнением в его силе как таковой, между ситуативным неверием в силу конкретной статуи и отрицанием культа образов, безусловно, существует, но порой оказывается зыбкой. Ведь верить в святых, как и верить в Бога, одновременно значит верить в то, что они существуют, и верить им, то есть на них уповать. Можно верить в реальность небесных патронов, но при этом: разувериться в том, что они пекутся о людях; допускать, что они благосклонны к другим, но утратить личное упование; перестав им молиться, решить, что их вовсе нет; утверждать, что их нет, в надежде на то, что они все же явят свое присутствие; поклоняться, чувствуя (зная или боясь), что просьбы уйдут в пустоту, и т. д. Кто-то — как вольнодумцы и религиозные нонконформисты — покушается на алтари и статуи не из враждебности к конкретным небесным заступникам, а дабы через них свести счеты с духовенством и Церковью. Ведь ее власть над душами и влияние, которое она оказывала на все общество, во многом опирались на святыни и практики спасения, которые без них были невозможны.

Мы много знаем о средневековых ересях и об истории Реформации и Контрреформации, но мало — о религиозном скептицизме и даже неверии. А они, судя по многим свидетельствам, все же существовали — не только в раннее Новое время, но и в Средневековье. Еретические движения, которые ставили под сомнение многие католические догматы и главное — роль Церкви как единственного источника истины, подтачивали религиозное единомыслие. Задолго до научной революции и эпохи Просвещения в Европе встречались люди, которые шли по пути религиозного нонконформизма дальше, чем известные ересиархи и их последователи. Они теряли веру в основные истины христианства или прямо их отрицали[536].

У немецкого медиевиста Петера Динцельбахера есть статья с характерным названием «Неверие в эпоху веры». По его словам, многие историки атеизма, упомянув Лукреция, Эпикура и еще кого-то из древних, проскакивают Средние века и сразу устремляются в XVII век с его либертинажем либо прямиком в XVIII век к легендарному «Завещанию» священника-атеиста Жана Мелье. Он в течение сорока лет служил литургии и слушал исповеди, а потом написал потомкам: «Итак, знайте, друзья мои, что всякий культ и поклонение богам есть заблуждение, злоупотребление, иллюзия, обман и шарлатанство, что все законы и декреты, издаваемые именем и властью бога и богов, лишь измышление человека»[537].

Отправляясь на поиск средневековых скептиков или даже неверующих, историки порой ограничиваются строгим — то есть, по сути, современным — определением. Они разыскивают только тех, кто, будучи рожден в христианской среде (мы сейчас не говорим об иудеях и мусульманах, живших в католических землях), прямо утверждал, что не верит в Бога или что Бога не существует, либо признавался в радикальном сомнении на сей счет. Для того чтобы отойти от церковной ортодоксии, не обязательно было объявлять, что никакого Бога нет. Было достаточно вывести его из игры, отвергнув такие важнейшие элементы христианской картины мира, как провидение (попечение Бога о человечестве и его вмешательство в ход истории) или бессмертие души с загробным воздаянием.

Около 1200 г. Питер Корнуолльский, приор церкви Святой Троицы в Олдгейте, неподалеку от Лондона, в предисловии к «Книге откровений» жаловался на то, что вокруг многие не верят в Бога и говорят, что мир скорее управляется случаем, чем провидением, что душа умирает вместе с телом и что раз они никогда не видели ангелов с демонами, то тех попросту не существует[538]. Возможно, это было всего лишь привычное сетование на невежество паствы, просто усиленное гиперболой, превратившей не слишком усердных и почтительных прихожан почти в безбожников.