Идол, защищайся! Культ образов и иконоборческое насилие в Средние века

А вот мы в 1555 г. От религиозного единства западнохристианского мира уже не осталось и следа. Католическая церковь противостоит протестантам. В венецианскую инквизицию — в надежде на обещанное папой Юлием III прощение тем еретикам, которые разоблачат себя сами, — пришел с повинной живший в городе неаполитанский юрист по имени Джулио Басалу. Он рассказал, как от сомнений в бессмертии души дошел до полного безбожия и без всякого научения со стороны отверг любую форму религии, будь то христианская, иудейская или какая-либо еще: «Я смеялся над всем… и отрицал мессу, крещение, миропомазание, церковные установления, все таинства и сотворение мира. Я потешался над Моисеем и пророками, над Давидом и всей библейской историей и говорил, что во всякой религии, не только в христианстве, есть чудеса и что Христос был просто добрым человеком, который учил, как правильно жить. И я говорил, что сожительствовать с женщиной вовсе не грех, и над всем насмехался»[544].

Похожие высказывания в раннее Новое время мы услышим по всей Европе. Вот что в 1635 г. утверждал Брайан Уокер из Дарема, что в Северной Англии: «Я не верю в то, что есть Бог или дьявол; и не поверю я ничему, кроме того, что увижу собственными глазами»[545]. А в 1697 г. восемнадцатилетний ювелир из Венеции Дарио Дория будто бы заявил: «Когда я умру, все умрет, и ничего больше нет, как у скотины… Что такое Бог? Я не верю в Бога и не боюсь его. Нет никакого Бога»[546].

В материалах инквизиционных трибуналов позднего Средневековья и раннего Нового времени часто звучат голоса самодеятельных богословов и философствующих вольнодумцев, которые на свой страх и риск, и каждый из них — на свой лад, отбрасывали многие догмы католицизма как неправдоподобные и выстраивали из того, во что готовы были поверить, собственные версии христианства, не сводимые — или не сводящиеся целиком — ни к одной структурированной ереси того времени. Некоторые из них шли еще дальше и от сомнения в отдельных фундаментальных догматах (божественности Христа, непорочном зачатии или загробном воздаянии) приходили к отрицанию провидения или вовсе отвергали существование всемогущего, всеведущего и всеблагого Бога, сотворившего небо и землю. Среди них встречаются не только интеллектуалы, увлеченные античной премудростью, но и «простецы» из низов, которые особенно интриговали историков[547]. Наверное, самый известный из них — Доменико Сканделла по прозвищу Меноккио, ставший героем книги итальянского историка Карло Гинзбурга «Сыр и черви. Картина мира одного мельника, жившего в XVI веке» (1976)[548].

Меноккио — мельник-книгочей с пытливым умом и самодеятельный философ — родился в 1532 г. в селении Монтереале, расположенном во Фриули, на северо-востоке современной Италии. Он дважды попадал под суд венецианской инквизиции и в 1599 г. был отправлен на костер. Его взгляд на мир и на религию, который и привлек внимание Гинзбурга, был далек не только от католической ортодоксии, но и от христианства вообще. В его воззрениях, которыми он не таясь делился со множеством собеседников, антиклерикализм сочетался с материализмом и проповедью веротерпимости («…кто родился христианином, тот хочет оставаться христианином, но кто родился турком, тот турком и хотел бы остаться»).

Из доносов, которые на Меноккио писали в инквизицию, и его собственных показаний следует, что он отвергал догмат о Троице, отрицал, что Иисус был Сыном Божьим и что он мог появиться на свет непорочно. Отцом Христа, на взгляд Меноккио, был Иосиф, а родился он самым обычным способом — ведь никто никогда не видел, чтобы девственницы рожали. Меноккио утверждал, что, когда умирает тело, умирает душа и что ад — это поповская выдумка, а настоящая преисподняя — это жизнь бедняков. При этом он, парадоксальным образом, признавал действенность индульгенций и заупокойных молитв. Меноккио критиковал таинства (по его мнению, все это «барышничество» церковников) и культ реликвий.

Во время первого процесса в 1584 г. он заявил, что не следует почитать изображения святых — славить нужно лишь Бога, создавшего небо и землю. И привел в пример праотца Авраама, который поклонялся одному Господу и уничтожил множество идолов. Эта история, которой не найти в Ветхом Завете, восходит к более поздним еврейским толкованиям (мидрашам). Из них она попала в Коран (сура 21) и в мусульманскую традицию, а позже стала известна на Западе. В соответствии с ее базовой версией Тера, отец Авраама, был идолопоклонником, изготавливал идолов и продавал их. Однажды он оставил сына сторожить лавку. Авраам разрушил всех идолов, кроме одного — самого большого. Уходя, он вложил ему в руку палку. На вопрос, кто это сделал, Авраам отвечал, что это главный идол. Отец возразил, что это невозможно, и тем самым изобличил собственное заблуждение — ведь если идолы мертвы, зачем им поклоняться (рис. 140, 141)?[549]