Идол, защищайся! Культ образов и иконоборческое насилие в Средние века

Кто бы ни был прав в этом споре, случай Меноккио показывает, что скептицизм в делах веры в раннее Новое время существовал не только «наверху» общества — в кругу гуманистов или университетских профессоров, но и среди «простецов». И некоторые из них не просто уходили из Церкви, в которой родились, в какую-то из новых церквей или еретических групп, а ставили под сомнение системообразующие истины христианства.

Гораздо чаще, чем с открытым неверием или сомнением в фундаментальных догматах христианства, мы сталкиваемся со свидетельствами средневекового антиклерикализма: от карнавального смеха над духовенством, который знал свое время и место и не воспринимался клириками как покушение на основы, до яростной ненависти к Римской церкви и фронтальной атаки против ее институтов, которые приравнивались к ереси и преследовались церковными судами, а позже инквизицией. Причем граница между легитимной пародией и богохульной профанацией, конечно, была подвижна. Как пишет Динцельбахер, антиклерикализм мог быть связан с неверием, однако чаще, напротив, был проявлением религиозности — страха верующих, что дурное духовенство ведет свою паству не в рай, а в ад[552].

От антиклерикализма до неверия не один, а множество шагов. Не всякие выпады в адрес клириков скрывали последовательный антиклерикализм. Не всякий антиклерикализм приводил к разрыву с католической церковью. И уж точно в исключительных случаях разочарование в Церкви вело не в одну из ересей, а в никуда. Яростные выпады против церковного учения и духовенства, которые звучали из уст многих средневековых еретиков — от вальденсов и катаров до лоллардов и гуситов, — а в XVI в. были активизированы протестантами, обычно свидетельствовали о мощной тяге к сакральному и мечте о его очищении, а не о стремлении выгнать Бога из собственной жизни.

Однако если антиклерикализм вовсе не тождествен неверию, в обществе, где вера есть не только культурная норма, но и важнейшая социальная «сцепка», неверие, видимо, почти всегда замешано на антиклерикализме. Критика идей неразрывно связана с критикой институтов, которые их олицетворяют, проповедуют и используют для легитимации своего господства и монополии на истину.

К позднему Средневековью культ образов превратился в один из ключевых институтов католицизма. Бессчетные изображения обеспечивали присутствие сакрального в храме, в доме и в городском пространстве. Через них Церковь обращалась к пастве: учила, во что следует верить, предостерегала от грехов, обещала чудеса и указывала путь к Богу. Одновременно изображения помогали мирянам вступить в личные (молитвенные, мистические, магические) отношения с высшими силами, вне рамок богослужения и нередко в обход духовенства. Потому критика Рима и всех практик спасения, на которые опиралась легитимность Церкви, так часто обрушивалась и на культ образов.

Профанируя и уничтожая фигуры Христа, Девы Марии и святых, лютеране, кальвинисты и другие сторонники Реформации в XVI–XVII вв. атаковали власть духовенства в ее зримой конкретности. Но дело было не только в этом. Сам культ образов стал одной из главных линий противостояния между католиками и протестантами. В спорах об идолопоклонстве столкнулись конкурирующие представления о том, как духовное связано с материальным, где проходит граница между священным и мирским, как Бог действует в этом мире и как человек способен прийти к спасению.

Многие революции и гражданские войны, случившиеся в Европе и (бывших) европейских колониях за океаном в XVIII–XX вв., тоже сопровождались массовым уничтожением изображений: статуй правителей, символов, олицетворявших «старый порядок», или образов, на которые опиралась власть духовенства. Однако в эпоху политического иконоборчества изображения как таковые редко становились предметом полемики. Их атаковали (и сегодня продолжают атаковать) не потому, что кто-то считал власть неизобразимой или осуждал сам принцип репрезентации. Атака была направлена сквозь изображения — на тех властителей, те режимы или социальные группы, которые с их помощью утверждали свое господство.

Заключение

Снести нельзя оставить

Удар, который человек наносит по изображению — будь то каменная статуя, стоящая посреди площади, или миниатюра на пергаменном листе рукописи, — может быть направлен на разную «глубину». Существует немало классификаций иконоборческих действ и мотивов иконоборцев — некоторые из них кратко описаны во введении. Фабио Рамбелли и Эрик Рейндерс, разработавшие свою типологию на материале буддистских культур Азии, напомнили о том, что наряду с иконоборчеством «злым» и вредительским (malevolent iconoclasm) существует и «доброе», от большой любви (benevolent iconoclasm). Многие статуи, фрески или книжные иллюстрации страдают и гибнут, поскольку их (слишком) горячо почитают или пытаются улучшить.