Идол, защищайся! Культ образов и иконоборческое насилие в Средние века

Б. Зритель бьет не столько в изображение, сколько в того, кого оно представляет. Человека не волнуют споры об изобразимости невидимого или о том, насколько точно образ передает какую-то идею или доктрину. Важнейший катализатор таких атак — стремление через образ поквитаться с прообразом, выразить к нему свою ненависть. Это может быть конкретная персона: человек (живой или уже умерший) или сверхъестественное существо (бог, святой, демон). А может быть коллективная сущность: ненавистный режим, враждебный народ или чужая религия. Очень часто, атакуя изображение персоны, человек метит не столько в нее, сколько в некую силу, которую она в его глазах олицетворяет. Конечно, физической агрессии подвергаются не только фигуры людей, богов и демонов, но и знаки: герб, принадлежащий семейству изменников, крест, олицетворяющий власть духовенства, нацистская свастика или коммунистическая звезда. Однако чаще всего в истории все-таки атакуют антропоморфные образы: они сильнее воздействуют на воображение, с ними проще вступить в эмоциональный контакт, и в них чаще видят врага.

В разных культурах и в разные времена отношения между образом и прообразом осмыслялись множеством способов. На одном краю спектра находится идея присутствия изображенного (например, демона или святого) в его портрете или магическая связь, позволяющая через образ воздействовать на прообраз. Скажем, когда кто-то втыкает иголки в изображение политического противника или конкурента в борьбе за возлюбленную, тот, как считали, должен заболеть или умереть. На другом краю — чистая репрезентация, где присутствие если и подразумевается, то лишь символически. Портрет главы государства в присутственном месте или в кабинете чиновника олицетворяет лояльность верховной власти и указывает, чьим именем тут вершатся судьбы. Покушение на такой портрет может расцениваться как государственное преступление, но едва ли кто-то подразумевает, что удар по изображению как-то отразится на изображенном[557].

Политический культ все же отличается от религиозного, даже если их формы очень близки, а правителя (почти) обожествляют. В Древнем Риме перед изображениями императоров (сначала язычников, а потом и христиан) преклоняли колени, ставили лампады и свечи. Христианский культ образов потом унаследовал многие из этих жестов. Отказ от почитания императорского подобия означал оскорбление величества. На образ властителя, который физически не мог присутствовать в любом уголке своей империи, переносили почтение, полагавшееся прообразу. Такие изображения стояли или висели в административных зданиях, в театрах, на рынках. Образ императора воплощал его власть, делал ее зримой. Однако от статуй или переносных портретов на досках, которые рассылали по империи, вряд ли ждали, что через них далекий правитель (даже если его именовали «божественным» — divus) услышит обращенные к нему ходатайства, заговорит или явит какое-то еще чудо. Его присутствие в изображении все же было иного рода, чем присутствие одного из богов в культовой статуе или позже христианского святого — в иконе[558].

При этом магические и символические прочтения, само собой, могут сосуществовать или даже переплетаться друг с другом. Например, в обществе, где от статуй святых ожидают чудес, а втыкая иглы в фигурки, наводят болезни, практики правосудия и наказания тоже могли пропитаться магизмом[559]. Один из примеров — executio in effigie, то есть казнь куклы, изображающей беглого или уже умершего преступника либо политического противника (рис. 143). Она была призвана продемонстрировать неумолимость и торжество правосудия, от которого не уйти[560]. Однако вероятно, что, глядя на манекены, которых вздергивают на виселице или сжигают на костре, многие видели в этом действе атаку на тело преступника и на его душу (если он уже умер). Или, по крайней мере, чувствовали, что казнь изображения может как-то повредить изображенному.

Рис. 143. С 1678 по 1681 г. Англия была охвачена страхом перед католическим заговором. Англиканский священник Титус Оутс сфабриковал документ, подтверждавший, что «папистские» эмиссары и иезуиты планируют убить короля Карла II. Против католиков развернулись преследования, несколько участников мифического заговора были казнены. В парламент был внесен «Билль об отводе», призванный лишить права на престол брата короля Джеймса, герцога Йоркского, поскольку он был католиком. В Лондоне было организовано несколько пародийных процессий с участием актеров, которые изображали католических клириков: кардиналов, архиепископов, епископов, священников, иезуитов, доминиканцев и францисканцев, а также их пособников, якобы собиравшихся не только убить монарха, но и устроить в городе новый пожар. В конце процессии куклу, представлявшую ненавистного папу римского, кидали в огромный костер.