Мимо проехал совсем юный парнишка с дредами на черепке. Он высокомерно глянул на нас и на темнокожую семейку, словно был двенадцатым ребенком Боба Марли, хотя вряд ли слышал даже о Ли Перри. Провожая его взглядом вслед, я подумал, что любая идея, даже самая красивая, нужная и гуманная, может успешно продаваться и так морочить людям голову, что та превратится в мусорку, которую легче спалить, чем очистить. С этой мыслью я и появился на поверхности.
За несколько минут до полуночи я звонил в дверь старого приятеля. У приятеля было отличное настроение, он радостно встретил меня. Пританцовывая, он ходил по комнате и чуть ли не каждую минуту целовал жену в щечку. Они так хорошо ладили, что я даже забыл, зачем явился. Потом вспомнил.
Телефонная трубка была теплой, словно заждалась меня.
– Але, это прапорщик?
– Нет.
– Вам нужна семиструнная гитара?
– Нет.
– Странно.
– Ничего странного, ты уже восьмой, кто меня сегодня звонит. Если я узнаю, чья это шутка, то разобью ему об голову все гитары, которые скоро буду принимать в подарок.
– Ну, пока, – попрощался я и положил трубку.
Приятель выслушал разговор, посмотрел на меня, как на огородное чучело, а потом принялся угадывать и давать советы:
– Поругался с Ритой. На взводе. Все-таки следи за собой, а то не ровен час, до тебя не докричишься. Люди здесь сходят с ума быстрее, чем делают вдох-выдох.
– Лапа, беги скорей сюда! – позвала из комнаты его жена. – Наш сериал начался!
– Вот-вот, – сказал я.
– Хороший сериал, – усмехнулся приятель. – В английском стиле, много смешного.
– Конечно, – согласился я, – кто бы сомневался.
– Пошли, посмотрим.
Когда я сел перед телевизором, то чуть не взвизгнул от боли. Вот где уродовали мой мир! Вот где прятался враг, в этой чертовой штуковине! Она оставляла от жизни обрезки, вместо людей подсовывала кукол!
Приятель с подружкой в обнимку пялились в экран и смеялись, как дети. Не хотелось портить их идиллию, только поэтому я не стал накидываться на паршивый ящик. Сходил в уборную и сам убрался из дома.
На метро я опоздал. Впрочем, ехать никуда не хотелось. Везде неуютно, когда хочется катапультировать на другую планету. Я встал у спуска в подземку и закурил.
Ночь разрешила бродягам появиться на улицах. Они расползались вокруг, как насекомые, обретшие частичку разума. Им не нужны идолы, чтобы цепляться за жизнь. Один из бродяг, двигавшийся мимо, как сломанный заводной медвежонок, остановился и попросил сигарету.
– Ты смотришь телевизор? – угостив, спросил я.
– Да.
– Что смотришь?
– Разное.
– Наверное, все подряд?
– Да.
– А где смотришь?
– Где придется.
– Когда в последний раз?
– Вчера. Сквозь витрину магазина я видел большую драку и взрыв самолета.
– И что?
– Мне понравилось и то, и другое.
– Подожди.
Я пошел в ближайший ларек и купил два крепких пива.
– Тебе хочется попасть в телевизор? – спросил я у бродяги.
– Как это?
– Сняться в каком-нибудь фильме или передаче.
– В передаче про собак, – беззубо улыбнулся бродяга, – у меня была большая добрая псина, она защищала меня, но ее сбила машина.
Это меня растрогало. Подошли еще двое, я угостил всех.
Утро прихватило меня на лавке рядом с бродягой. Мы лежали валетом, как родные братья. Меня тошнило и мутило.
Плохо понимая происходящее, я возвращался домой. Мир диктовал условия, по которым я не мог прожить без своего угла. По крайней мере, нужно место, где меня никто не увидит, и я смогу сварить похлебку и слушать тишину, которую не отнимут.
Только я переступил порог, как Рита со слезами бросилась мне на шею и заныла, словно в дешевой постановке. Что я мог сказать? Только одно:
– Прости, малыш, прости.
– Что же будет дальше? – рыдала она. – Ты разлюбил меня?
– Прости, малыш, – твердил я. – Когда я начинаю нервничать по поводу жизни и понимаю, что она катится к чертям, то все делаю не как нормальные люди. Я просто схожу с ума… Хочешь, я завтра устроюсь грузчиком, сторожем или на стройку? Я уже не верю, что кому-то нужен со своим литературным образованием. Да я, вообще, не верю этому миру!
– Я не понимаю тебя, – жалобно произнесла Рита. – Почему мы не можем жить, как обычные люди, и просто любить друг друга?
– Любовь, малыш, это не то, что ты себе представляешь, – с трудом говорил я. – Это всегда намного хуже и лучше…
– Я тебя не понимаю, – еще жалобнее повторила Рита.
– Думаешь, я тебя понимаю, когда ты так пищишь, – не выдержал я. – Что с тобой происходит, малыш? Кому ты подарила свои мозги?
Рита заплакала. Иногда от её слёз во мне скреблась жалость, а чаще вырывалось бешенство. В этот раз заскреблась жалость, я стал гладить Риту и говорить о любви.
– Ты ужасно пахнешь, – улыбнулась Рита.
– Я подружился с бродягами. Выяснил, что они любят животных и могут пить сколько угодно, но пойло у них отвратительное.
– Иди, прими душ, потом я тебя покормлю.
– А где твоя сестра?
– Вчера ушла на концерт.
– С теми двумя котами?
– С другим парнем. Она звонила.
– Ты меня ждала?
– Не спала всю ночь