Иегуда Галеви – об изгнании и о себе

Сколько раз я мысленно следую за Иосифом в Кумран, находящийся примерно в полутора километрах от северо-западного побережья Мёртвого моря. Повышенное содержание кислорода и высокая концентрация соли в воздухе определили своеобразный микроклимат, который, как полагают некоторые исследователи тех мест, помогал отшельникам раскрытию тайны небес. Для ессеев небесное предсуществование души было данностью, а её вселение в тело, а лучше освобождение от тела – темницы души, определялось независимостью человека от материальной, земной жизни. Но можно ли найти истину, будучи отшельником? Да и так ли уж сектанты были чужды реальности? Ведь они участвовали в войне с римлянами, были среди защитников крепости Масады, а когда поражение стало очевидным, предпочли смерть рабству. Но это случилось потом, спустя два десятилетия после того, как Иосиф разделял с ними их скудную трапезу. После поражения в Иудейской войне оставшиеся в живых ессеи основали среди александрийских иудеев религиозно-аскетическое общество терапевтов – ревнителей чистоты нравов.

Три года прожил Иосиф у ессеев, и мне нетрудно представить, что он довольствовался всего лишь хлебом, зеленью и водой. А вот на то, что, будучи аристократом, принял их правила быта, в частности – не менять платье и обувь до тех пор, пока они не разорвутся и станут совершенно непригодными, у меня не хватает воображения. Материальная скудость не помешала, может быть, даже помогла научиться у жителей пустыни концентрации мыслей, обострённой интуиции. Вернувшись в Иерусалим, Иосиф примкнул к активным фарисеям. Те, в отличие от саддукеев, не считали, что Тора находится в их нераздельном владении, и потому ратовали за то, чтобы весь народ знал Святое Писание. Следствием чего образованные люди, не принадлежащие к высшему сословию, стали играть важную роль в повседневной жизни страны.

Доведись мне жить в те времена, я бы тоже выбрал предприимчивых фарисеев ещё и потому, что их судьи, руководствуясь принципами свободы и справедливости, были более доброжелательны к простолюдинам, нежели вершители закона из саддукеев, особенно в сфере уголовных наказаний, субботнего отдыха и ритуальной чистоты. Почему и были весьма популярны в народе, даже если их мнение противоречило установкам царя и первосвященника. Моисеевы законы фарисеи, подобно законоучителю Гиллелю, толковали применительно к условиям жизни сегодняшнего дня. Они же устраивали всевозможные школы и не шли на компромисс с законной властью. Главное, в отличие от саддукеев, верили в бессмертие души, что даёт надежду на воплощение мечты если не в этой, то в будущей жизни.

Окажись я жителем Иерусалима в те судьбоносные времена войны с Римом, тоже был бы преисполнен героического духа, готовности умереть за веру; смерть таким образом становилась бессмертием. О бессмертии души Иосиф писал в «Иудейских древностях»: «Тем, кто сохранил верность законам, пусть даже им пришлось с бесстрашием за них умереть, Бог даровал право родиться вновь и получить лучшее, в сравнении с прежним, существование».[192]

Вера в бессмертие души не такая уж большая редкость и в наши дни. Я плохо знаю иврит, но со Шломо – высоким худощавым господином, участником израильских войн, могу объясниться. Этот грустный немолодой человек, взгляд которого устремлён в небеса, утром выходит на прогулку в одно и то же время, и всегда один. Мы познакомились в автобусе, рядом со мной было свободное место, он сел, достал пачку газет и стал их листать. Не помню, то ли я что-то сказал по поводу фотографий в газетах, то ли он спросил. Диалог был немногословным. Сошли мы на одной остановке, оказалось, что мой случайный попутчик живёт на соседней улице.

В следующий раз увидел Шломо утром на прогулочной дороге Таелет; мы встретились подобно старым знакомым; он тут же, без всякого предисловия озвучил свои мысли:

– У горы Синай, когда Всевышний давал Тору, было шестьсот тысяч евреев, способных носить оружие. Вот и сейчас в Израиле именно такое количество мужчин, способных воевать. Это ли не служит доказательством переселения душ?

– Согласен. Когда смотрю на играющих в сквере детишек, представляю, в кого из них вселились души погибших в боях и терактах Израиля, – откликнулся я. Удивительно, как совпали наши мысли, именно о бессмертии души я думал в настоящую минуту.

В следующую нашу встречу на утренней прогулке мы радуемся друг другу как старые знакомые. Шломо рассказывает про войну за независимость 1947–1948 года, когда погибло много солдат, не было ни одного дома, где бы не оказалось горя потери. Рассказывает про участие в Шестидневной войне 1967 года, тогда ему было двадцать три. И про войну Судного дня, когда он через семь лет командовал батальоном.