Иегуда Галеви – об изгнании и о себе

Воображая те давние времена, я вижу себя противником войны, потому что знаю её исход. Иерусалим разрушен, Храм сожжён, тысячи тысяч погибших единоверцев если не в смертельной схватке с врагом, то от голода, болезней. Сколько распятых на крестах, уведённых в рабство, брошенных на съедение львам в римских цирках. В начале же сопротивления вряд ли бы я устоял от решимости схватиться с врагом и отстоять независимость. Четыре года противостоял город мощным легионам. Римляне победили, но не в силу мужества и отваги, а по причине многочисленности и военной техники. В честь победы в Риме воздвигли полководцу Титу величественную триумфальную арку. О чём сейчас свидетельствует эта арка? О мощи исчезнувшей империи в прошлом или о свободном Израиле в настоящем?

Пытаюсь соотнести устройство еврейского общества тогда и сейчас. Законы со времён царствования Давида и Соломона те же. И если в Израиле будут жить согласно основным положениям нашей веры, исчезнет со временем непонимание между людьми, в частности между светскими и религиозными ортодоксами; у последних часто нет желания ни служить в армии, ни работать. Должно быть, считают себя избранными хранителями традиций, соотносят себя с коаним – еврейскими священнослужителями в Храме, но те были с народом, а эти сами по себе – живут отдельно и общаются только между собой.

Велико разнообразие людей, оказавшихся сейчас гражданами Израиля. Ко мне иногда заходит поделиться новостями крикливая тётка из Украины, что живёт в соседнем подъезде. Говорит, что отец её был евреем, он погиб на войне, она тогда маленькая была – не помнит его. С родными отца тоже не встречалась, то ли они не знали о её рождении, то ли отец был сиротой. Тётка-матерщинница у себя в Харькове торговала живой рыбой и объяснила мне, каким образом обвешивала покупателей – дело нехитрое: нужно рыбину бросить на весы, пока с неё не стекла вода. А если кто-то из стоящих в очереди возмущался – посылала куда подальше. Живая рыба была дефицитом, вот люди и помалкивали. Здесь тётка смотрит передачи из России и ругает израильское правительство. И ещё хвалится, как хорошо устроились её дочки. Одна развелась с мужем-алкоголиком, которого привезла сюда, и открыла свой магазин со свиной колбасой и русской водкой – фирма процветает. Другая вышла здесь замуж за араба и сменила имя, теперь она носит хиджаб и при наших случайных встречах во дворе, когда приезжает к матери, показывает фотографии своего трёхэтажного дома и богато убранных комнат. Сказала, что зовут её сейчас так же, как звали жену Мухаммеда – Аиша, в переводе означает «живущая».

– Мне хорошо живётся, а потом в раю будет ещё лучше, – уверяет меня Аиша. – Там, в раю, и едят, и вино пьют, но не пьянеют и не толстеют. А дома в раю подобны шатрам и сделаны из золота и дорогих камней. И будем мы, слуги Аллаха, щеголять в шелках и парче…

– Спасибо за информацию, – останавливаю я прославление мусульманского рая, – но у каждого народа своё представление о пребывании в следующем мире.

– Что же может быть лучше? – недоумевает собеседница.

– Я предпочитаю оказаться в раю, где приобщусь мудрости мира – узнаю, что от чего происходит в этой жизни.

– А зачем?

– Если человек будет знать причины и следствия происходящих событий, всё на земле образуется к лучшему.

Полнотелая румяная Аиша пожимает плечами – ей хорошо, а до всего остального ей дела нет.

Каждому своё.

Вот стоит на автобусной остановке белолицый американец высоченного роста; положим, влюбится он в эфиопскую девочку с профилем Нефертити, которая стоит рядом, – тоже ждёт автобуса. И будут у них детки шоколадного цвета с голубыми глазами. Кто знает, может быть, далёкий предок эфиопки был одним из тех еврейских мудрецов, которых царь Соломон послал с царицей Савской в её страну. И может быть, даже потомком сына первосвященника, который тоже был в числе тех мудрецов.

У меня в столь преклонном возрасте не исчезла увлечённость былых лет, когда я придумывал встретившимся людям разные судьбы. У только что проехавшего на велосипеде мальчика римский нос – прямой, без переносицы – такие носы на античных статуях. И мне тут же представился умирающий от ран римский солдат, которого выходила еврейская женщина, лишившаяся в войне всех своих близких. Два потерянных одиноких человека выжили, родили сына, у сына был сын… и вот спустя двадцать веков проехал мимо меня их отпрыск, унаследовавший от римского предка его нос. Сколько мы всего прошли; обездоленные, изгоняемые, презираемые, насильственно крещённые, втайне оставались евреями и при первой же возможности возвращались к своей вере.