Иегуда Галеви – об изгнании и о себе

Может быть, смерть детей служит мне наказанием за то, что я прижился в чужой стране и всё реже вспоминал об Иерусалиме. Нет, я не отменял своего решения отправиться на Святую землю. Вот и Эмеле – моя верная подруга, незаменимая жена – готова разделить со мной любые трудности. Никогда не отговаривала от столь опасного морского путешествия – сначала в Египет и оттуда в Палестину. Корабли тесные, тихоходные; немногие решаются на столь дальнее плавание, разве что одержимые паломники и купцы, торгующие с заморскими странами. Сколько кораблей гибло во время шторма! Представляются выбившиеся из сил моряки; каждая минута может стать последней. Не раз в воображении рисовалось морское путешествие Ионы – его бегство от поручения Всевышнего.

Во время разыгравшейся смертельной бури как тогда, так и сейчас из корабля выбрасывают в море тюки бесценного груза; всё лишнее – кроме жизни людей; «и взмолились они Господу…».

Друзья отговаривают меня от столь рискованной затеи, убеждают, что земной Иерусалим вовсе не небесный, каким я его воображаю. Им кажется безумием бросить дом, жену, единственную оставшуюся дочку. Да и прочное, нажитое годами положение, заслуженная слава поэта и врача многого стоит. Сколько раз приходилось слышать: «Даже если тебе удастся добраться до берегов Палестины, что ждёт тебя, немолодого, одинокого, в разорённой стране под гнётом наших ненавистников?» Когда подобные наставления проникают в душу, сомнения начинают одолевать меня: а не за смертью ли я еду? Наступает хандра, сознание конца дороги. Нет, не могу отказаться от своего решения, ибо это значит изменить мечте. Не только мечте, но и надежде обрести свою страну, ведь мусульманский юг и христианский север Испании никогда не станут нам надёжным пристанищем. На ум приходят строчки ещё не написанного стиха:

Ты поленишься вовремя в путь снарядиться
И свой жребий продашь за горшок чечевицы?..

И всегда, исполняя Господни веленья,

Будь отважнее льва и быстрее оленя.
Не роняй своё сердце от страха в пучину,
Если гор водяных станут падать вершины,
Если руки матросов как тряпки повиснут,
Мореходы беспомощно зубы лишь стиснут…

И ни в ком уже нет ни надежды, ни веры,

Что помогут в беде им обычные меры…

Когда все божествам своим станут молиться, –

Ты к святая святых поспеши обратиться…

И заслуги всех предков твоих Он оценит –

Воскресит мертвецов, плотью кости оденет.
Волны стихнут, людские обрадовав души,
И улягутся мирно, как стадо на суше…[109]

Годы идут… Конечно, я не отменю своего решения! Отдаю себя во власть Провидения! И никаких сомнений! Вот только бы определилась моя единственная дочка; она появилась на свет, когда мне было уже под сорок. Старшие дети умерли, а её, наверное, спасло от заражения грудное молоко матери. Из раза в раз повторяются страдания Иова, потерявшего своих детей, и повторяется его крик к небесам: «За что?! За что мне это наказание?! В чём мой непростительный грех?! Почему умерли мои дети?» Небеса молчат. Лучше бы я умер! Что я могу… Только и остаётся смириться со своей участью. Сознанием бессилия успокоился библейский Иов… Да только ли Иов почувствовал свою малость перед всемогуществом Создателя? Трудно, невозможно заглушить горе утраты.

Тут уж невольно думаешь, что душам невинных уготована лучшая участь в следующем воплощении. Всё чаще вспоминается последняя война за независимость Иудеи под предводительством Бар-Кохбы, его мученическая смерть. Тогда, после поражения восстания, погибли самые достойные. Они возродятся к новой жизни. Вот и дети мои тоже… Будучи врачом, я не спас их, и никакие знания не помогли. Если от нас ничего не зависит, только и остаётся кричать небесам о справедливости.