Следующее включение, двадцать девятое, висело в одиночестве и больше напоминало неспокойное море бушующей гуаши. Здесь оказалась вся привычная Мику простонародная толкучка мюзик-холлов, словно из-под кисти английских модернистов девятнадцатого века. В лженочи зала зритель смотрел с дешевых мест среди зубоскалящих забулдыг на сцену, фокальную область картины внутри второй рамки – арки театрального просцениума. Перед истертым задником с грубо намалеванной копией фасада церкви Всех Святых позировали на подиуме между колоннами из бальсы или понуро сидели на коротком марше с широкими ступенями перед колоннами, сколоченными из дерева и раскрашенными под камень, странные актеры. От сидящей на лестнице на переднем плане четы – рассерженной дамочки и мужчины в броском желтом костюме в клетку, устроившихся на противоположных краях конуса прожекторного света, – веяло приморской атмосферой Панча и Джуди в пылу гиперболизированной супружеской ссоры. На приподнятых же досках позади них, как будто незамеченные, стояли несколько фигур в исторических костюмах – одинакового мелового белого цвета, но разных временных периодов, – и изображали с нарочитыми выражениями на присыпанных мукой лицах возмущение или удивление. Что это, какая-то сверхъестественная трагедия, «Макбет» или «Гамлет» с лишними призраками? Между тем ближе к наблюдателю расселось стадо пошлой и улюлюкающей публики, глядящей спектакль с непристойным увеселением, гневом или похотью. Сквозило неряшливой пролетарской энергией, которая того и гляди вырвется из узды в пегом свете и пивном мраке. Наспех приклеенное зеленое пояснение к картине – с отделившимся от уголка скотчем, отчего наклонный почерк стало еще труднее постичь, – не спешило помочь и гласило «Ступени Всех Святых». Мик не понял, что это все значит. Сидящая пара, одетая по моде 1940-х, мало чем отличалась от бесцеремонной толпы, которая их освистывала. Потому их неуют и дискомфорт казались какими-то современными и естественными, а не просто сыгранными. Но если это и так, притворные привидения, вышагивающие и жестикулирующие за их спинами, все-таки заходили на неуместно комедийную территорию. Картина тревожила своей странностью и бессвязностью, ощущением, что что-то очень личное между четой на лестнице превратили в мелодраму, спектакль, подвергли осмеянию честно заплатившей за билеты публики, а их самих заставили корчиться в софитах и терпеть насмешки даже от привидений-спецэффектов. Это был личный момент на открытом воздухе, который перетащили в четыре стены, в разгульную аудиторию на потеху неразборчивому сброду, и этот перенос действовал на нервы не меньше, чем ворона в помещении. Выставили себя на посмешище – это, что ли, пыталось сказать произведение?
Мик все еще крутил полотно в мыслях – аккуратно, как гранату или ежа, – когда передвинулся к тридцатому экспонату. При этом ему пришло в голову, что сверху он и остальные гости наверняка напоминают фишки, передвигающиеся по периметру вытянутой комнаты, чтобы не наступать на поле стола посередине, – пешки в несоразмерной настольной игре из тех, что выстелили бессонницу его предыдущей ночи. Он оглядел зал, пытаясь понять, кто из остальных посетителей – шотландский терьер, а кто – цилиндр. В дальнем углу, рядом со страшным кадром с ошпаренным лицом Мика, Альма, похоже, выслушивала отповедь от Люси и Мелинды – очень возможно, по поводу жестокого и все же изобретательного портрета, рядом с которым они стояли. Так ей и надо. Наподдайте ей. Зрительское население яслей проредилось за час-полтора с тех пор, как открыли дверь, но не настолько, чтобы намного облегчить его продвижение по раздражающей тропинке «Монополии». У распахнутой двери Берт Рейган, похоже, затыкал за пояс Теда Триппа и Романа Томпсона в матче по раскатистому смеху – не требующая ума вариация разгрома сразу двух шахматных оппонентов одновременно. Невдалеке с Дэйвом Дэниелсом стоял бойфренд Рома Дин и разглядывал дерущихся великанов, пока те охаживали друг друга залитыми рудой киями. За кадром, в дремлющих субботних Боро, лаялись псы. Вновь нацелившись на тридцатую часть, Мик сдвинулся на следующее поле маршрута, чтобы получить штраф или построить отель. Клетку «Вперед» и клетку с двумя сотнями фунтов он почему-то здесь не заметил.