Хотя этот ученый человек мог за восемь часов вслух прочитать весь Коран и исполнять обязанности муэдзина, ходил он чисто выбритым, был лишен предрассудков и являлся врагом фанатизма любого толка — будь то исламского, еврейского или христианского. В качестве странствующего дервиша Эвлия был очарован Иерусалимом — этой «древней киблой», которая ныне стала «Каабой бедняков [то есть дервишей]», столицей суфиев, их настоящей Меккой. Эвлия насчитал 70 суфийских обителей в землях от Индии до Крыма (включая крупнейшую из них — близ Дамасских ворот Иерусалима) и описал, как их насельники ночь напролет исполняли в религиозном экстазе гимны и священный танец зикр.
Эвлия писал, что Иерусалим, где было 240 михрабов и 40 медресе, «был объектом желаний царей всех народов». Наибольшее впечатление на него произвела красота и святость Купола Скалы: «Ваш смиренный слуга странствовал тридцать восемь лет, прошел семнадцать империй и видел несчетное множество зданий, но ни одного столь подобного раю, как это. Войдя в него, ты замираешь потрясенный и теряешь дар речи от изумления». В аль-Аксе, где проповедник каждую пятницу поднимался на кафедру, потрясая мечом халифа Омара, а молитву обслуживали 800 человек, Эвлия наблюдал, как мозаики отражают солнечные лучи так, что «мечеть становилась светом превыше света, а глаза молящихся лучились благоговением».
Эвлия отметил, что площадка Храмовой горы превратилась в «место гуляний, украшенная розами, гиацинтами, миртом и наполненная хмельными трелями соловьев». Он пересказал большинство легенд, связанных с ней: о царе Давиде, начавшем строить аль-Аксу, и о Соломоне, который, «будучи султаном всех существ, повелел демонам достроить ее». Правда, когда ему показали веревки, которые якобы Соломон сплел 3 тыс. лет тому назад, Эвлия не смог удержаться и не поспорить с улемом: «Ты хочешь, чтобы я поверил в то, что веревки эти, которыми вязали демонов, не сгнили?»
Конечно же, побывал Эвлия и в храме Гроба Господня — на Пасху. Его реакция немногим отличалась от реакции английских протестантов. Он разгадал секрет Благодатного огня: по мнению Эвлии, спрятавшийся монах проливал по капле «каменное масло» из цинкового сосуда на шнур, подведенный к месту возгорания. Само празднество Эвлия сравнил с разгулом демонов, а церкви, по его мнению, «недоставало святости: она более походила на туристический аттракцион», в чем некий протестант, с которым Эвлия разговорился, обвинял греков, «глупый и легковерный народ».
Эвлия возвращался в Иерусалим несколько раз, прежде чем уйти на покой, осесть в Каире и дописать свои книги. Но за все время странствий он так и не увидел здания, которое могло бы сравниться красотой и величием с Куполом Скалы — «истинной копией беседки в раю». Но мнение его разделяли не все: консервативные мусульмане приходили в ужас при виде всех тех суфийских плясок, чудес и культа святых, которые так восхищали Эвлию. «Некоторые женщины не закрывают лица, выставляя напоказ свою красоту. Они носят украшения, умащают себя благовониями и позволяют себе сидеть подле мужчин! — гневался один из них, осуждая „шумные крики и пляски“, игру на тамбуринах и купцов, торгующих сладостями. — Все равно что на пиру у Сатаны».
Османская империя в тот момент уже переживала упадок. Султаны едва отбивались от требований европейских держав, каждая из которых поддерживала определенную христианскую конфессию. Когда католики — австрийцы и французы — добились
В 1699 году османы после сокрушительного поражения в войне подписали Карловицкий мир, по условиям которого великие державы получали право защищать и поддерживать свои общины в Иерусалиме, а европейские подданные в империи практически обретали право неприкосновенности — поистине катастрофическое соглашение.
Между тем назначаемые из Стамбула губернаторы так угнетали Палестину, что местные крестьяне взбунтовались. В 1702 году очередной наместник Иерусалима подавил бунт и украсил городские стены головами мятежников. Но когда он разрушил селение, принадлежавшее религиозному вождю, муфтию Иерусалима, городской кади осудил его на пятничной молитве в мечети аль-Акса и сам открыл ворота повстанцам.
33. Иерусалимские кланы
Вооруженные крестьяне, грабя и бесчинствуя, пронеслись по улицам города. Кади (городской судья), поддержанный гарнизоном, взял приступом тюрьму и объявил себя хозяином Иерусалима. В один из самых странных моментов своей истории город вдруг оказался независимым: получив достойную взятку, кади назначил градоначальником Мухаммеда ибн Мустафу аль-Хусейни.