Иерусалим, Владикавказ и Москва в биографии и творчестве М. А. Булгакова

Борьба с цензурой, какая бы она ни была и при какой бы власти она ни существовала, мой писательский долг, также как и призывы к свободе печати. Я горячий поклонник этой свободы и полагаю, что, если кто-нибудь из писателей задумал бы доказывать, что она ему не нужна, он уподобился бы рыбе, публично уверяющей, что ей не нужна вода <…>

Вот одна из черт моего творчества, и ее одной совершенно достаточно, чтобы мои произведения не существовали в СССР. Но с первой чертой в связи все остальные, выступающие в моих сатирических повестях: черные и мистические краски (я – МИСТИЧЕСКИЙ ПИСАТЕЛЬ), в которых изображены бесчисленные уродства нашего быта, яд, которым пропитан мой язык, глубокий скептицизм в отношении революционного процесса, происходящего в моей отсталой стране, и противупоставление ему излюбленной и Великой Эволюции, а самое главное изображение страшных черт моего народа, тех черт, которые задолго до революции вызывали глубочайшие страдания моего учителя М. Е. Салтыкова-Щедрина[717].

2 апреля 1930 г. М. А. Булгаков передал письмо в Коллегию ОГПУ с сопроводительной запиской, в которой просил рассмотреть его[718].

3 апреля 1930 г. письмо М. А. Булгакова обсуждалось на закрытом совещании заместителей наркома просвещения, на нем было принято решение:

Ввиду характера письмо драм. Булгакова оставить его без рассмотрения[719].

Нарком А. С. Бубнов в донесении И. В. Сталину также отметил наглость тона письма М. А. Булгакова:

Булгаков в полной мере обнаруживает свою белогвардейскую физиономию[720].

Если верить донесению ОГПУ «Письмо М. А. Булгакова», то аналогичным образом отреагировал на него и Ф. Я. Кон[721]. Письмо тем не менее было рассмотрено выше Наркомпроса. Секретарь ЦК ВКП(б) А. П. Смирнов доложил И. В. Сталину:

29 марта небезызвестный Булгаков обратился ко мне с просьбой принять его. Я ему в приеме отказал, после чего он передал в приемную посылаемое при этом заявление. Прошу дать указание о рассылке заявления членам ПБ[722].

Затем Г. Г. Ягода начертал на письме положительную резолюцию:

Надо дать возможность работать, где он хочет. Г. Я. 12 апреля[723].

18 апреля 1930 г. состоялся знаменитый телефонный разговор М. А. Булгакова с И. В. Сталиным, сам генсек позвонил писателю, которому было обещано зачисление в штат МХТ. Затем было созвано заседание Политбюро ЦК ВКП (б), и 25 апреля 1930 г. постановили:

№ 124. п. 61 – О г[ражданине] Булгакове (Сталин). Поручить т. Молотову дать указание т. Кону Ф.[724]

История письма, контекст ситуации и ее последствия в биографии М. А. Булгакова многократно комментировались исследователями[725]. Попробуем добавить к этому некоторые штрихи. Итак, письмо было написано 28 марта, то есть ровно в тот день, когда произошло назначение Б. Е. Этингофа на должность зам. Главискусства, даже за несколько дней до официального оформления приказа об этом. 29, 31 марта, 1 и 2 апреля письмо разносили по адресам, то есть до и сразу после того, как состоялось заседание президиума совета по делам искусства и литературы, в котором впервые участвовал Б. Е. Этингоф. Уже 3 апреля М. А. Булгаков получил приглашение работать в ТРАМе.