Иерусалим, Владикавказ и Москва в биографии и творчестве М. А. Булгакова

Исследователи выдвигали несколько интерпретаций самого имени Ликоспастова. Предлагались толкования, связанные с образом волка: жертва нападения волка, Волкорванов, Волкопасов, волчья пасть[1284]; «Лик Спаса»[1285]; лик чудотворной иконы Спасителя со слезами на глазах[1286]. Не претендуя на полемику с этими толкованиями (у Булгакова могло быть и несколько смысловых оттенков), предлагаем еще одно прочтение. Лик-о-спаст-ов – человек, спасающий лик (лицо). То есть имеется в виду тот, кто лицо потерял, но еще надеется и пытается его спасти, то есть найти путь к спасению. При этом лик – это и его собственное лицо, и Лик Спасителя, Спаса, который он должен нести в себе, поскольку согласно христианским представлениям, человек создан по образу и подобию Божию. Это вполне соответствует ситуации Ю. Л. Слезкина начала 1930-х годов, действительно потерявшего свое писательское лицо и тем самым Лик Божий в себе.

Ю. Л. Слезкин мог быть прототипом еще одного персонажа: драматурга Бескудникова в романе «Мастер и Маргарита»[1287]. В редакции романа «Золотое копье» М. А. Булгаков называет его председателем секции драматургов, т. е. указывает ту самую должность, которую занимал Ю. Л. Слезкин[1288]. Кроме того, описание внешности персонажа, его подчеркнутая элегантность и заграничная одежда также напоминают манеры Ю. Л. Слезкина:

Один был в хорошем парижской материи костюме и крепкой желтой обуви – председатель секции драматургов Бескудников»[1289].

В окончательной редакции романа ему дается более подробная характеристика, и назван он уже беллетристом:

Беллетрист Бескудников – тихий, прилично одетый человек с внимательными и в то же время неуловимыми глазами[1290].

М. А. Булгаков не остался равнодушен к инициативе «Писатель и колхоз», в которой так охотно участвовал Ю. Л. Слезкин. Уже шла речь о Воланде, который обращался к Бездомному с поучением, как надо вести пропаганду среди мужиков. Еще один эпизод содержится в уничтоженной главе к редакции «Великий канцлер», где писательница, не попавшая в список на получение жилплощади, сообщает:

Я! Написала пять колхозных романов![1291]

Примечательный эпизод с колхозным романом использован М. А. Булгаковым в пьесе «Адам и Ева». Его написал Пончик-Непобеда:

«Красные зеленя». Роман. Глава первая. …Там, где некогда тощую землю бороздили землистые лица крестьян князя Барятинского, ныне показались свежие щечки колхозниц. – Эх, Ваня! Ваня! – зазвенело на меже…[1292]

И далее выясняется, что аналогичный текст опубликован в газете «Вечерка» другим автором, Марьиным-Рощиным, который был в той же колхозной бригаде, что и Пончик-Непобеда. Возможно, М. А. Булгаков здесь не только пародировал сам сюжет и бригадные выезды писателей в колхозы, но также отразил и шумную историю с публикацией коллективной халтуры «Балахна» и разоблачением плагиата, в котором участвовал и Ю. Л. Слезкин. И далее в момент катастрофы Пончик-Непобеда молится:

Матерь Божия, но на колхозы Ты не в претензии?.. Ну что особенного? Ну мужики были порознь, а теперь вместе. Какая разница, Господи? Не пропадут они окаянные![1293]

И наконец, предлагаем рассмотреть еще одного персонажа М. А. Булгакова в контексте соотнесения его с личностью Ю. Л. Слезкина как возможного прототипа. Речь идет о Левии Матвее из «Мастера и Маргариты». Здесь удивительная ситуация: при очевидных аллюзиях на историю Нового завета Булгаковым во всех вариантах романа избирается только один ученик Иешуа (или апостол и евангелист), а не четыре и не двенадцать. Он один и составляет жизнеописание Иешуа, т. е. снова можно усмотреть параллель жизнеописанию М. А. Булгакова во Владикавказе, составленному Ю. Л. Слезкиным в «Столовой горе». При этом все время подчеркивается знакомая нам тема: жизнеописание неверное, неталантливое, написанное человеком, не понимающим суть событий, т. е. в конечном счете лживое:

И думаю, что тысяча девятьсот лет пройдет, прежде чем выяснится, насколько они наврали, записывая за мной[1294]; Он неверно записывает за мной <…> Я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там записано, я не говорил[1295].